И вдруг заиграла музыка громко: это оркестр у парка стал играть военные песни. И два старичка вдруг преобразились. Капитан перестал держаться за дедушку. Они вообще перестали быть дедушками. Они вдруг выпрямились и пошли военной походкой, подтянутые, собранные, красивые, сильные. И капитан сорвал с головы нелепую панамку. Они шли рядом, два сильных мужчины, два воина-победителя. Это было преображение. И музыка играла, и яблони цвели. А два дряхлых старика стали теми, кем они были. Они стали равны себе.
Сейчас их уже нет здесь. Но там – где вечно цветут яблони и звучит музыка, – они стали снова равны себе. Стали воинами-победителями. Сильными и мужественными. Я видела, как это происходит. В тот день видела.
А потом дедушка увидел нас – он уже плоховато видел. И он был так рад, что чуть не заплакал. Но он сдержал эти слезы и обнял нас всех, просто обнял. Как всегда обнимал, защищая.
Они сами пошли на встречу ветеранов, печатая шаг. Ни за что не хотели, чтобы мы их проводили, ни за что. На свой парад все идут самостоятельно. Так положено. И становятся теми, кто они есть. Тело меняется и исчезает. А душа остается. Я видела тогда, что это значит – торжество Духа над материей. И бессмертие души.
Это был День Победы.
Не надо критиковать то, что вас питает и поддерживает
То, что приносит пользу. Иначе это полезное и поддерживающее превратится в яд и отраву. Иногда люди не замечают, что читают злые заклинания и превращают золото в угольки и грязь. А потом горько сетуют: почему мне плохо? Куда подевалось хорошее?
Это один мужчина жаловался на проблемы с пищеварением. Но я случайно увидела его за обедом – на конференции вместе сидели за столом. Еда была вкусная. Мужчина ел за троих, с аппетитом. Много съел, – и на здоровье! Только в течение всего обеда он приговаривал: дескать, суп не такой уж наваристый. И много положили! Фрикадельки жестковаты. Котлета суховата. А от пюре толстеют. Зачем столько масла положили? Компот слишком сладкий, это очень вредно, поджелудочная может отреагировать. Хлеб тоже вредный. Очень жаль, что пришлось съесть столько этого белого, пышного хлеба с румяной корочкой. Как теперь желудку это переварить? Зачем так много еды дают? – вот так он читал заклинания и ел. А потом жаловался на несварение.
Не нравится – не ешь. Если невкусно. Нравится – ешь с аппетитом, не забудь поблагодарить. Если слишком много – никто насильно не заставляет все съесть. Можно себя разумно ограничить, не ворча и не сообщая всем вокруг об этом.
Иначе съеденное не принесет пользы. Оно станет вредным и ядовитым – этот человек практически проклинал благо, насущный хлеб. А потом этот проклятый хлеб сам и ел.