Сэм уже тяжело дышал, но я превосходно знал, что одними только темнотой и тишиной этого козла не проймешь. Он должен остаться один и собственными глазами увидеть явившегося гостя.
– Ну, пока, малец, – сказал я, похлопав его по плечу, повернулся и вышел из комнаты.
Я дал ему послушать, как выхожу из дома, а потом неслышно пробрался обратно. Вне сомнения, более заброшенного уголка мне еще не приходилось видеть. Даже духи держались подальше от него, за исключением, конечно, призрака Вольфмейера. Меня окружали видимая только мне роскошная растительность и глубокая тишина, которую нарушало только пыхтение Сэма. По прошествии минут десяти я успел убедиться в том, что Счастливчик Сэм наделен отвагой в куда большей мере, чем я мог предположить. Его нужно было испугать, раз он не хотел, или не мог, пугаться.
Я устроился поудобнее возле стены соседней комнаты. По моим расчетам, Вольфмейер должен был вот-вот появиться. И я искренне надеялся, что сумею остановить эту погибшую душу прежде, чем она успеет зайти слишком далеко. Все должно было ограничиться простейшим уроком обнаглевшему умнику. Я ощущал полную уверенность в себе и потому оказался абсолютно неготовым к тому, что произошло.
Я смотрел на противоположную дверь, когда понял, что она уж несколько минут освещена самым слабым, какой только может быть, светом. Буквально на моих глазах он сделался ярче, сделался неровным и мерцающим. Он отливал зеленью – зеленью гнили и плесени; его отчасти сопровождала едкая вонь. На меня дохнуло плотью, столь давно мертвой, что она уже утратила мерзкий запах. Все это было предельно жутко, и я самым искренним образом перепугался до потери сознания. Прошло несколько мгновений, прежде чем сознание собственной неуязвимости вернулось ко мне, и, пригнувшись и припав к стене, я стал наблюдать.
Тут и появился Вольфмейер.
Призрак этот принадлежал старому, дряхлому человеку. Из его развевающегося и грязного одеяния тянулись вперед жилистые и сильные руки. Лохматая и бородатая голова дергалась на переломленной шее словно рукоятка ножа, только что вонзившегося в мягкую древесину. Каждый неторопливый новый шаг его по полу заставлял ее трепетать. Глаза его полыхали красным огнем, в недрах которого угадывались зеленые тени. Зубы его удлинились и сделались похожими на собачьи, превратившись в желтые тупые клыки, словно колонны поддерживавшие кривую ухмылку. Гнилостное зеленое свечение образовывало вокруг него жуткий ореол. Он был до предела мерзостен.
Совершенно не заметив моего присутствия, Вольфмейер остановился возле двери той комнаты, в которой возле веревки бодрствовал Сэм, выставив когти вперед, судорожные движения головы его медленно затихали. Поглядев на Сэма, он вдруг открыл свою пасть и взвыл. Негромкий и мертвый звук вполне мог вырваться из глотки какой-нибудь далекой собаки, но хотя я не видел того, что происходило сейчас в соседней комнате, я знал, что в этот самый миг, дернувшись, Сэм смотрит на привидение. Вольфмейер чуть приподнял руки, как будто бы слегка пошатнулся и проплыл в комнату.