– Спроси Малыша: можно ли стать частью того, что любишь?
– Он говорит: только если любишь и себя, и другого.
Годами Дин жаждал вновь пережить то, что случилось там, на берегу пруда. Он должен был понять, что там произошло. И если он сумеет постичь свершившееся, перед ним откроется мир. На секунду та, иная жизнь и он соединились потоком, который нельзя было ни преградить, ни остановить. Они обошлись без слов, которые ничего не значат, без мыслей, что не имеют значения. Это было слияние.
Кем он тогда был? Как говорила Джейни?
Идиотом. Просто фантастическим идиотом.
Идиот, пояснила она, – это взрослый, который способен слышать безмолвные речи детей. Тогда… с кем же он сливался тогда, в тот давний и страшный день?
– Спроси Малыша, как назвать взрослого, что умеет говорить как младенец.
– Он говорит – невинным.
Он был идиотом и понимал без слов, а она, невинная, умела говорить на детском языке.
– Спроси Малыша, что случается, если идиот и невинная окажутся рядом.
– Он говорит: как только они соприкоснутся, невинная потеряет невинность, а идиот перестанет быть идиотом.
Дин задумался. Потом он спросил у себя: «Что же так прекрасно в невинности?» Ответ был скор, почти как у Малыша: «Ожидание – вот что прекрасно в ней».
Ожидание конца невинности. Идиот тоже все время ждет. Ждет, что перестанет быть идиотом. Но как же мучительно его ожидание. И встреча означает конец для каждого из них… неужели это расплата за слияние?
Впервые за долгое время Дин ощутил покой. Ибо если это действительно так, значит, он на самом деле что-то сделал, а не разрушил. Боль, боль потери улеглась, получив свое оправдание. Пришло понимание, что, когда он потерял Проддов, боль того не стоила.
«Что я делаю? Что делаю? – в тревоге метались мысли. – Все пытаюсь понять, кто я и частью чего являюсь… Не оттого ли, что я отвержен, несуразен, да что там, просто уродлив?»
– Спроси Малыша, как назвать человека, который все время пытается понять, кто он и откуда.
– Он говорит: такое о себе может сказать всякий.
– Всякий, – прошептал Дин, – а значит, и я?
Минуту спустя он возопил:
– Какой еще всякий?
– Заткнись на пару минут. Он не может сказать… э… ага, он говорит, что он, Малыш, – это мозг, я – тело, близнецы – руки и ноги, а ты – воля и голова. Он говорит, что «Я» относится ко всем нам.
– Значит, я принадлежу тебе и им, и ты тоже – моя часть.
– Ты наша голова, глупый.
Дину казалось, что сердце его вот-вот разорвется. Он посмотрел на всех них; на руки, чтобы тянуться и доставать, на тело, чтобы заботиться и чинить, на безмозглый, но безотказный компьютер, и на… управляющую ими всеми голову.