Хуторок, где, несомненно, имелись и свинки, и куры, и женщины, мог этот повод предоставить.
Несколько раз отряду удавалось перехватить дичины, но времени на охоту не было. Питались, чем Бог пошлет: иногда на постоялых дворах, где Севастьян, как мог, возмещал хозяевам убытки от постоя четырех десятков прожорливых солдат, иногда — в деревнях, где не смели отказать воинству государя Иоанна. Случалось и голодать по нескольку дней. А когда дорога пошла густым необитаемым лесом, сделалось совсем скучно.
Этот хутор был первым на пути.
Солдаты точно с цепи сорвались. Крича, свистя, размахивая пиками и голыми руками, они побежали навстречу крыше. Севастьян, пришпорив коня, двинулся следом. Иона заметил, что его крестный коротко, зло улыбнулся и зарядил пищаль.
Иона погнал коня следом за Глебовым. Конечно, воин из Ионы не ахти какой, однако он желал находиться рядом с Севастьяном, когда разразится гроза.
Они только подъезжали к забору, а со двора уже Доносилось паническое кудахтанье кур и пронзительный визг свиньи. Останавливать мародеров не было большого смысла: во-первых, все действительно были страшно голодны (а командовать отрядом из голодных головорезов практически невозможно), а во-вторых… война. Хуторок, стоящий на пути у армии, в любом случае обречен. И лучше, если грабителями будет командовать человек, не утративший совести. По крайней мере, хозяева сохранят жизнь и часть имущества и успеют уйти в лес.
Севастьян медленно двинулся вдоль забора. То, что происходило на дворе, мало его занимало. Большая часть его солдат деловито добывала пропитание. Юшка находился где-то в другом месте.
Севастьян обошел хозяйский дом, миновал подсобные постройки, большой сарай, и вышел на огороды.
Первое, что он увидел, был зарубленный мужчина — судя по одежде, работник. Он лежал в луже крови, собравшейся в бороздке между грядками, и хватался мертвыми пальцами за кучерявую ботву моркови.
Лошадь пугливо всхрапнула, мотнула головой, но Севастьян направил ее вдоль борозды — вперед, туда, где видел копошение нескольких человеческих фигур. Перешагнув через тело убитого, лошадь повиновалась.
Иона, также верхом, готовый в любую минуту повернуть коня и скакать прочь, следовал за барином. Его смущало безмолвие. Там, впереди, что-то происходило, но ни звука не доносилось. Все действующие лица молчали.
Приблизившись к гряде, Севастьян остановился и несколько мгновений смотрел сверху вниз на то, что творилось на земле. Он чувствовал, как к горлу поднимается тошнота.
Несколько солдат подпрыгивали в нетерпении, утопая ногами в разрыхленной земле грядок, а в борозде лежала молодая женщина с задранной юбкой. Юшка без улыбки, не спеша, раздергивал тесемку на своих штанах. Он был первым в этой череде насильников, повизгивающих, точно кобели на собачьей свадьбе. Лица женщины не было видно — оно было скрыто юбкой. Ее живот и бедра покрылись потом. Она молчала.