Мы появились на этой планете не рабочими пчелами, вынужденными делать одно и то же ради улья до самой смерти. Мы также никому не «обязаны» что-то делать — ни фанатам, ни последователям, ни родителям, которые в нас так много вложили, ни даже своим семьям. От убивания себя пользы нет ни для кого.
Можно хорошо работать и быть в согласии с собой. Можно быть здоровым, спокойным и успешным.
Джозеф Хеллер считал, что имеет достаточно, однако продолжал работать. После «Уловки-22» он написал еще шесть романов (когда какой-то репортер заявил, что после первой книги он не создал ничего столь же хорошего, Хеллер ответил: «А кто создал?»). Одна из этих книг, кстати, стала бестселлером. Он преподавал. Писал пьесы и сценарии к фильмам. Он был невероятно продуктивен. Джон Милль, разрешив свои проблемы, влюбился в поэзию, встретил женщину, на которой затем женился, начал потихоньку возвращаться к политической философии и оказал колоссальное влияние на мир. В основе многих изменений западных демократий лежат его идеи.
Красота в том, что эти творения и озарения исходили из какого-то более спокойного места внутри этих людей. Им не надо было ничего доказывать. Им не надо было производить на кого-то впечатление. Они существовали в тот момент. Их мотивация была незамутненной. Никакой неуверенности. Никакого беспокойства. Никакой ползучей болезненной надежды, что вот, это и есть то самое, что придаст им цельность, которой всегда по ощущениям не хватало.
Чего мы еще хотим в жизни? Это не достижения. Это не популярность. Это моменты, в которые мы чувствуем, что нам достаточно.
Больше присутствия. Больше ясности. Больше понимания. Больше истины.
Больше спокойствия.
Перед лицом возвышенного мы ощущаем трепет… Нечто слишком большое, чтобы это мог охватить наш ум. На мгновение это стряхивает с нас самодовольство и освобождает от мертвой хватки привычки и банальности.
Роберт Грин
Утром в среду 23 февраля 1944 года Анна Франк поднялась на чердак над пристройкой, где два долгих года скрывалась ее семья. Она пришла навестить Петера, еврейского мальчика, который жил с ними. Дети сели вдвоем на пол, как любила Анна, — отсюда было удобно смотреть через маленькое окно в мир, который им пришлось покинуть. Они молча разглядывали голубое небо, еще безлистный каштан, взмывающих ввысь и пикирующих птиц. Было так тихо, так спокойно, так открыто по сравнению с их тесными каморками.
Как будто бы мир не воюет, как будто Гитлер не убил миллионы людей, а их собственные семьи не рисковали каждый день присоединиться к мертвым. Несмотря на все, казалось, в мире царила красота. «Пока это существует, — думала Анна, — это солнечное сияние и безоблачное небо, пока я могу наслаждаться этим, как можно грустить?»