Впрочем, такой человек мог по-настоящему показать, на что он способен, только заняв высший пост в государстве.
Итак, когда генерал Бонапарт высадился во Фрежюсе,>75 дела уже не требовали его вмешательства, а люди уже не могли ему противостоять. Опасность на всех фронтах миновала, однако память о ней была еще свежа; иностранцы, да и сами французы, легко смешали воедино события различные, хотя и близкие по времени. Все сочли, что это Бонапарт спас Францию от кораблекрушения, меж тем как он принял командование над нею, когда она уже снова находилась на плаву. Вместе со своим штабом он пренебрег декретом, предписывавшим по возвращении из Леванта ради безопасности Европы проводить определенное время в карантине.>76 Будь Директория сильна, она приказала бы арестовать генерала Бонапарта за подобный проступок и за самовольное оставление армии.
Когда Бонапарт уезжал в Египет, член Директории Ревбель сказал, что в случае, если тот попросит об отставке, следует удовлетворить его просьбу, ибо недостатка в удачливых генералах у Республики не будет никогда.>77 Как ни относись к Ревбелю, следует отдать должное его словам, столь лестным для французской нации, ибо, в самом деле, можно ли уважать нацию, которая, насчитывая двадцать четыре миллиона человек,>78 так сильно нуждается в одном из них, что попирает ради него закон, иначе говоря — свою собственную волю?
Как бы там ни было, в ту пору, когда Бонапарт возвратился из Египта, Франция так страдала от отсутствия хорошего управления, что готова была покориться первому встречному. Итак, против новоявленного Цезаря вышел отнюдь не Помпей; вместо Катона и Красса ему противостояли жалкий писака Гойе и пьяный капрал Мулен.>79 Позже он сам сказал, что корона Франции валялась на земле, а он ее поднял.>80 Ни одно определение не прозвучало бы вернее, ибо когда он высадился во Франции, здесь уже полгода предлагали власть всякому, кто пожелал бы ее взять. Итак, если Бонапарт встал во главе страны, причиной тому явились не собственные его таланты, но удачное стечение обстоятельств.
Я находилась в Коппе у батюшки, когда узнала, что генерал Бонапарт на обратном пути из Египта проехал через Лион и был принят там с восторгом. Это известие причинило мне боль; вспоминая о ней, я начинаю верить в то предчувствие будущего, в то двойное зрение, о котором толкуют шотландцы и в основе которого, возможно, лежит не что иное, как способность видеть предметы в свете чувства, независимого от разума.>81 Казалось бы, мне следовало радоваться возвращению Бонапарта. Мне нравилось общество его братьев. Большинство людей из его окружения были в большей или меньшей степени также и людьми моего круга. Однако я предчувствовала в характере Бонапарта склонность к тирании, которая обещала стать тем более свирепой, чем более серьезный оборот примут дела.