Когда знаешь, с какой энергией те же испанцы взялись затем за возрождение мира, начинаешь понимать, что такое нации и стоит ли отказывать им в законных способах выражать свое мнение и определять свою судьбу.
Весной 1801 года первый консул решил сотворить короля, причем короля из рода Бурбонов; он посадил его на престол Тосканы, которую окрестил по-ученому Этрурией, и тем самым положил начало грандиозному европейскому маскараду.>208 Несчастного испанского инфанта выписали в Париж, дабы французы увидели, как первый консул унижает принца древнего рода, унижает если не гонениями, то благодеяниями.>209 С этим королевским агнцем Бонапарт впервые испробовал, каково это — заставить короля ожидать аудиенции в твоей прихожей.
Он позволил публике рукоплескать ему в театре, когда со сцены прозвучали слова:
Я королей творил, отвергнувши корону,>210 —
сам же он в это время замышлял, когда представится случай, сделаться больше чем королем. Каждый день молва доносила вести о новых промахах несчастного короля Этрурии.>211 Разглядывая сокровища Музея искусств и Кабинета естественной истории,>212 он задавал по поводу рыб или четвероногих вопросы, которые не возникли бы у получившего хорошее воспитание двенадцатилетнего ребенка; меж тем царедворцы выдавали их за доказательства его острого ума. По вечерам его отвозили в дом министра внутренних дел, где общество состояло из новоявленных светских дам вперемешку с танцовщицами из Оперы;>213 свежеиспеченный король, несмотря на всю свою набожность, предпочитал танцевать с этими последними, а назавтра присылал им в знак своей благодарности прекрасные и поучительные книги, призванные довершить их образование. То была удивительная пора в жизни Франции — пора перехода от революционных обыкновений к обыкновениям монархическим; смешные стороны тех и других превосходно уживались меж собой, а поскольку первым была точно так же чужда независимость, как вторым — достоинство, беспринципная власть, не брезговавшая ни тем, ни другим наследством, без труда усваивала себе черты обоих.
14 июля того года, о котором я веду речь, Франция в последний раз отпраздновала годовщину Революции;>214 в напыщенном воззвании три консула напомнили нации обо всех благодетельных последствиях этого дня. Между тем в душе первый консул поклялся уничтожить их все без изъятия. Он намеревался значительно увеличить налоги, выстроить во Франции множество новых Бастилий,>215 обрекать неугодных на изгнание и заключать их в темницы без суда и следствия, оставив далеко позади беззаконие Людовика XIV; впрочем, этот человек всегда поступал именно так — сегодня давал обещание, а завтра его нарушал. Сборник его воззваний и манифестов — книга в высшей степени странная; это форменная энциклопедия противоречий, которая призывает подданных одновременно к войне и к миру, восхваляет вместе просвещение и предрассудки, свободу и деспотизм, превозносит и бранит разом все правительства и все религии.