Сестры Потрю жили в этом доме с самого рождения, старшей было шестьдесят пять, а младшей шестьдесят два, и здесь же провели всю жизнь их родители.
Надо полагать, тут ничто и никогда не менялось: ни прилавок с весами и коробками конфет, ни полки с галантерейными товарами, ни полки с бакалеей, от которых приторно пахло корицей и цикорием, ни цинковая стойка, где подавались напитки.
В углу стоял железный бочонок с керосином, рядом с ним, в бочонке поменьше, хранилось растительное масло. В глубине помещения видны были два стола и один поближе слева. Столы были длинные, отполированные временем до блеска, подле них стояли скамьи без спинок.
Слева отворилась дверь, и на пороге показалась женщина лет тридцати двух с ребенком на руках. Она посмотрела на Мегрэ.
— Что вам нужно?
— Не беспокойтесь. Я веду дознание. Вы, наверное, соседка?
Живот у нее сильно выступал под фартуком, она ответила:
— Я Мари Лакор, жена кузнеца.
Мегрэ заметил керосиновую лампу, свисавшую с потолка, и понял, что в селении нет электричества.
Мегрэ, не постучав, прошел во вторую комнату, где было совсем темно и только поленья, горевшие в камине, освещали все вокруг. В их слабом свете Мегрэ разглядел широкую кровать со множеством тюфяков и раздувшейся, как шар, красной периной; на этой кровати неподвижно лежала старая женщина с застывшим бледным лицом, на котором одни глаза казались живыми.
— Она по-прежнему не говорит? — спросил Мегрэ у Мари Лакор.
Та отрицательно покачала головой. Комиссар пожал плечами, сел на соломенный стул и вытащил из кармана бумаги.
В самом событии, происшедшем пять дней назад, не было ничего сенсационного. Сестры Потрю, жившие вдвоем в этом домишке, имели, по слухам, кое-какие сбережения. Они также владели еще тремя домами в этой же деревушке и издавна слыли скрягами.
В ночь с пятницы на субботу соседи слышали какой-то шум, не вызвавший у них беспокойства. На рассвете в субботу проезжавший мимо дома крестьянин, заметив распахнутое настежь окно спальни, заглянул внутрь и поднял крик.
Около окна в ночной рубашке лежала Амелия Потрю в луже крови. На кровати лицом к стене застыла в неподвижности ее сестра Маргарита — она была мертва, в груди у нее зияли три ножевые раны, правая щека была рассечена, и глаз наполовину вытек.
Амелия осталась жива. Она пыталась позвать на помощь и открыла окно, но упала, лишившись чувств от потери крови. На теле у нее насчитали одиннадцать неглубоких ран, почти все на плече и правом боку, но ни одна не была серьезной.
Второй ящик комода был выдвинут, белье разбросано, а сверху лежал старый, позеленевший от времени кожаный портфель, в котором сестры, должно быть, хранили все документы. На полу валялись сберегательная книжка, купчие, арендные договоры и накладные поставщиков.