Я серьезно погрузилась в работу. Колледжу повезло иметь Дороти Ходжкин – блестящего ученого и одаренного преподавателя, работавшего в сравнительно новой области рентгеноструктурной кристаллографии. Миссис Ходжкин была членом Королевского общества и позднее внесла решающий вклад в открытие структуры пеницилина, первого антибиотика, за что она была награждена Нобелевской премией в 1964 году. На четвертый и последний год моего обучения (1946–1947) я вместе с немецким ученым-беженцем Герхардом Шмидтом и под руководством Дороти Ходжкин работала над исследовательским проектом (простым белком грамицидином Б), необходимым для завершения второй части моего курса по химии. Благодаря клубу «Космос» и Научному клубу я также познакомилась с перспективными молодыми учетными и имела возможноть послушать многих известных ученых, включая Дж. Д. Берналя. Его политические воззрения были крайне левыми, как и у многих других ученых того времени. Но они никогда не стремились привнести политику в свои профессиональные отношения со студентами.
Религия тоже играла большую роль в моей оксфордской жизни. Есть много историй о молодых людях, поступивших в университет и, отчасти из-за того, что они столкнулись со скептическим отношением других, отчасти из-за менее благотворных причин, потерявших свою веру. Мне никогда это не грозило. Методизм был для меня якорем стабильности и, конечно, кругом друзей и знакомых, смотревших на мир так же, как я. Обычно по воскресеньям я посещала Мемориальную церковь Уэсли. Как и в Грэнтеме, там царили теплота и трезвая, но радостная общественная жизнь, которую я тем более ценила в начале моего пребывания в чужом окружении. При церкви было очень энергичное студенческое братство. После вечерней воскресной службы обычно проводилось большое собрание за чашкой кофе в доме священника, где велись оживленные дискуссии на религиозные и другие темы. Иногда я ходила в университетскую церковь Святой Девы Марии послушать особо интересную проповедь, а иногда – в часовню в колледже, особенно когда я знала, что проповедь читает мисс Хелен Дарбишир, ректор колледжа (в начале моего пребывания в Сомервилле) и выдающийся исследователь творчества Мильтона и Вордсворта.
Вообще говоря, я не посещала англиканские церкви. Но как ни странно – или, должно быть, вовсе не странно, если подумать об огромном влиянии, которое он оказал на столь многих из моего поколения, – но именно религиозное сочинение выдающегося англиканца К. С. Льюиса оказало самое важное влияние на мое интеллектуально-религиозное становление. Сила его речей, проповедей и эссе состояла в сочетании простого языка и теологической глубины. Кто более остроумно и убедительно отобразил то, как Зло использует человеческую слабость, как не он в его «Письмах баламута»? Кто когда-либо сделал более понятными сложные концепции естественного права, нежели он в «Человек отменяется» и в открывающих пассажах труда «Просто христианство». Я отчетливо помню впечатление, которое оказало на меня «Христианское поведение» (ставшее позднее частью книги «Просто христианство», но впервые прозвучавшее в радиомонологах). Оно било прямо в сердце ужасающего несоответствия между тем, как христиане действуют, и теми идеалами, что они проповедуют. Одной из идей К. С. Льюиса было то, что моральные принципы христианства не замыкаются на образах святых. Вот как он это излагает: