Вечером того же дня я встретилась с рядом оппонентов режима и немного узнала о его слабостях. Во второй половине дня в четверг я впервые получила свое первое настоящее впечатление от Польши, которую коммунисты пытались, но не смогли сокрушить. Я посетила костел Св. Станислава Костки на севере Варшавы, в котором читал свои антикоммунистические проповеди священник Ежи Попелушко вплоть до 1984 года – года, когда он был похищен и убит членами польской службы безопасности. Сам костел был заполнен прихожанами от мала до велика, пришедшими, чтобы увидеть меня, и когда я только прибыла, они запели польский церковный гимн. Они явно видели в Ежи Попелушко мученика, и я ушла, ни на секунду не сомневаясь в том, что именно его символ веры, а не убеждения его убийц возобладают в Польше. То же я сказала и генералу Ярузельскому, когда встретилась с ним позднее во время переговоров. Генерал проговорил без остановки в течение одного часа и сорока пяти минут о своих планах в отношении Польши. В этом по крайней мере он был обычным коммунистом. Он даже сказал, что его восхищают профсоюзные реформы, которые я провела в Великобритании. Когда мы закончили беседу, я указала на то, что людям в Великобритании не нужно полагаться на профсоюзы как на инструмент выражения своих политических воззрений, поскольку в нашей стране проводятся свободные выборы. Я только что наблюдала в том самом костеле на севере Варшавы, какой мощью обладает «Солидарность». Я сказала, что моя интуиция политика подсказывает мне, что это не просто профсоюзная организация – это политическое движение, силу которого невозможно отрицать. События следующего дня, пятницы, невозможно забыть.
Я вылетела в Гданьск рано утром, чтобы присоединиться к генералу Ярузельскому в церемонии возложения венков в Вестерплатте, где в 1939 году произошли первые столкновения между поляками и напавшими на страну немцами. Это был открытый полуостров чуть выше Гданьского залива, и ветер дул нещадно. Церемония продлилась полчаса. Мне было приятно оказаться на борту и в каюте небольшого корабля ВМС, который, спускаясь вниз по реке, доставил меня в город Гданьск. Я переоделась, сняв черную шляпу и пальто и надев изумрудно-зеленый костюм, а затем вернулась на палубу. Картины за бортом нашей лодки по мере приближения к Гданьску были просто фантастическими. Казалось, каждый дюйм был занят рабочими верфи, которые махали руками и приветствовали нас. После выхода в народ во время пешей прогулки в старом Гданьске меня отвезли в гостиницу, куда прибыли Лех Валенса и его коллеги для того, чтобы увидеться со мной. Он находился под нестрогим домашним арестом, и в мой номер его сопроводили, забавно, как ни странно, сотрудники польской службы безопасности. Я вручила ему подарок, который я привезла: рыболовные снасти, поскольку он был превосходным рыбаком, и мы снова направились к верфи. И вновь меня ожидали тысячи рабочих порта, приветствующих и размахивающих плакатами в поддержку «Солидарности». Я возложила цветы к памятнику рабочим верфи, расстрелянным милицией и армией в 1970 году, а затем отправилась в дом священника Янковского, исповедника и советника господина Валенсы, для встречи, завершившейся обедом. Среди лидеров профсоюза «Солидарность» были как рабочие, так и интеллигенция. Господин Валенса входил в бывшую группу, но он отличался активной личной деятельностью и стал символической фигурой, что и делало его весьма влиятельным. По его словам, профсоюз «Солидарность» не хотел принимать приглашение правительства сесть за стол переговоров из-за уверенности в том, что их целью было разделение и, по возможности, дискредитация оппозиции. Задачу «Солидарности» он описывал как «плюрализм», то есть состояние дел, при котором коммунистическая партия не имела бы единоличной легитимной власти.