Автобиография (Тэтчер) - страница 589

. Любые попытки переговоров как об изменении границ, так и о германском объединении могли бы повредить господину Горбачеву и запустили бы процесс, который открывает ящик Пандоры и может вызвать претензии в отношении границ по всей центральной части Европы. Я сказала, что мы должны сохранять целостность как НАТО, так и ОВД, чтобы создать почву для стабильности. В следующую пятницу – 24 ноября – я обсуждала те же вопросы в резиденции Кэмп-Дэвида с президентом Бушем но, безусловно, «побездельничать» не удалось. Хотя собеседник был весьма дружелюбен, он все же казался настороженным. Я повторила по большей части все то, что сказала в Париже относительно границ и объединения, а также о необходимости поддержать советского лидера: многое зависело от его пребывания у руля власти. Президент открыто спросил у меня, сталкивалась ли моя позиция с трудностями, вызванными реакцией канцлера Коля, и каково мое отношение к Европейскому сообществу. Было также ясно, что у нас разный взгляд на приоритет, который необходимо отдавать военным расходам. Президент сообщил о бюджетных трудностях, с которыми столкнулся он, и высказал мнение, что, если условия в Восточной Европе и в Советском Союзе сильно изменились, у Запада непременно должна быть возможность сокращения своих военных расходов. Я ответила, что никогда не исчезнет неизвестная угроза, для отражения которой необходима защита. Военные расходы в этом плане напоминали средства, выделяемые на страхование жилья. Вы не перестаете выплачивать премиальные только потому, что на вашу улицу на протяжении какого-то времени не заглядывают грабители. Я считала, что оборонный бюджет США должен находиться в зависимости не от господина Горбачева и его инициатив, а от военных интересов Соединенных Штатов.

В результате наших обсуждений обстановка не нормализовалась. Вскоре после возвращения в Великобританию я узнала, что, явно идя вразрез как минимум с настроением парижской встречи в верхах, канцлер Коль, выступая перед бундестагом, представил программу из десяти пунктов, рисовавшую великое будущее Германии. В пятом пункте было предложение о развитии «конфедеративных структур между двумя государствами в Германии с целью создания федерации». В десятом пункте говорилось о том, что его правительство работало в направлении «единства, воссоединения, достижения германского государственного единства». Теперь уже главным вопросом было то, как отреагируют американцы. Ответа на него мне не пришлось ждать долго. На пресс-конференции Джим Бейкер разъяснил американскую линию в отношении объединения Германии, которая, по его словам, основывалась на четырех принципах. Самоопределение будет рассмотрено «без предубеждения относительно результата». Еще одним элементом было то, что Германия может не просто остаться в НАТО – что я искренне поддерживала, – но она должна влиться во «все более интегрированное Европейское сообщество» – с чем я согласиться не могла. Третьим доводом было то, что предпринимаемые шаги к объединению должны быть мирными, постепенными и включенными в поэтапный процесс. Я была абсолютна согласна с последним доводом – что должны быть поддержаны принципы Заключительного акта Хельсинкских соглашений, в частности касательно границ. Впрочем, еще предстояло узнать, на чем американцы собирались сделать основной упор: на идее будущего Германии в «интегрированной» Европе или же на мысли, что объединение должно происходить медленно и постепенно. Президент США должен был сам дать ответ на это в речи, обращенной к главам НАТО, на совещании в Брюсселе в начале декабря, где был заслушан его отчет о переговорах с господином Горбачевым на Мальте. Он сделал тщательно подготовленное заявление о «будущей архитектуре» Европы, призвав к «новым, более зрелым взаимоотношениям» с европейцами. Он также подтвердил те принципы, которые изложил Джим Бейкер в отношении объединения. В действительности же то, что президент США заострил такое внимание на «европейской интеграции», было сразу воспринято как сигнал того, что в вопросе европейского развития он направлял Америку к федералистской цели, а не к той цели, которую я изложила в Брюгге. У журналистов не было причины воспринимать замечания президента США иначе. Президент мне позвонил и пояснил свои замечания, сказав, что они всего лишь относились к «общему рынку», а не к более глубокой политической интеграции. Я выразила надежду, что так оно и есть – ну, или по крайней мере отныне это должно было быть так. Факт оставался фактом: я не могла рассчитывать на американцев в том, что касалось затормаживания германского объединения, и, пожалуй, еще больше я хотела избежать курса на продвижение европейского единства.