Не в форме потому што, под личиной и такое всё… Не факт, што спасёт наш рапорт о зачислении в ряды, и пусть негромкая, но всё-таки… не слава, но известность. Попадётся озлобленный служака, и всё, станцуем с конопляной тётушкой!
Дурнинные мысли отогнал подъехавший Корнелиус, жизнерадостный, как школьник на выпускном. Всё-то ему приключение, всё-то р-романтика!
– Настоящими бурами становитесь, – похвалил он снисходительно, явственно пересиливая себя.
– Настоящими нам никогда не стать, – легкомысленно отмахнулся Санька.
– Настоящими нам никогда не стать, – повторил Корнелиус, чётко проговаривая слова как должно. Санька повторил, а вслед за ним, под требовательным взглядом бура, и я. Потом, снова и снова – типичные разговоры африканеров. Прогоняются темы, возможные каверзные вопросы, поправляется произношение.
Учёба наша не прерывается – мы говорим, говорим… и всё время в деле, часто… и пожалуй даже, чаще всего ненужном. Проверить коров, осмотреть копыта лошадям, наломать и нарубить сухостоя для костра. Раз за разом.
Корнелиуса сменяет неулыбчивый Дирк, немигающее глядящий на нас, и если што не по нём, звучит:
– Не так… и старший брат, текучим движением слезая с коня, показывает, как надо, – повторить!
К полудню, завернув небольшое стадо к холму, развернувшемуся в сторону заката впуклым боком, встали на молитву. Айзек Ройаккер, очень серьёзный и торжественный, читал нам Библию раскатистым голосом, слышимым каждой твари окрест.
Здесь, среди холмов с опирающимся на них синим куполом неба, расписанного фресками облаков, слова эти звучали, как и должно – от самого сердца искренне верующего человека.
– Господи! Ты нам прибежище из рода в род[iii].
Прежде нежели народились горы и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог.
Ты возвращаешь человека в тление и говоришь «Возвратитесь, сыны человеческие!»
Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошёл, и как стража в ночи…
С одной стороны, как истовые кальвинисты, они считают, што Библию может понять любой здравомыслящий честный человек, отказывая священникам в неких мистических правах на это. С другой… есть у них отголоски Ветхозаветного, чуть ли даже не иудейского – когда есть те, кто равнее других, по крайней мере в вопросах веры.
Толковать и проповедовать имеет право любой взрослый бур, но проповедники потомственные, носители совершенно конкретных генов, ценятся несколько больше, што с кальвинизмом вроде как вразрез… но им нормально.
Корнелиус именно из такой ветви, потомственный. Пра-пра… внук уважаемого голландскими переселенцами пастора, и это уважение, с передаваемой через кровь Благодатью, неким странным образом лежит на всех потомках этого человека – сугубо по мужской линии.