Я секунду сидела в прострации, сводя воедино все ниточки. Ну паршивцы! Ну я им устрою тетю-ведьму! До конца жизни зарекутся сплетни пускать!
— А у местных участковых я, часом, кровь не пила? — заметив в глазах Алексея Михайловича откровенное издевательство, спросила я.
— Нет, к сожалению, — сокрушенно покачал он головой. — А то я бы непро…
Окончание фразы потонуло в грохоте за окном. Мы подскочили и бросились на улицу.
Из сарая все еще клубами валила пыль и сочные определения ситуации от Гришки.
— Крыша, чтоб ее… — удалось понять мне. Сунув голову в курятник, я обнаружила останки крыши на полу, а на потолке — зияющую дыру.
Очень хотелось повторить Гришкину тираду.
— Ты живой? — вместо этого спросила я, начиная откапывать горе-строителя. Участковый ко мне присоединился. В две пары рук мы выволокли Гришку из-под обломков на свет божий и усадили на крыльцо. Пока я судорожно ощупывала парня в поисках переломов и порезов, участковый сбегал в дом и вернулся с кружкой кваса.
Выхлебав ее до дна, Гришка посмотрел на нас осмысленным взглядом. Голубые глазищи на покрытом пылью и паутиной лице смотрели обиженно.
— Кто ж знал, что эта зараза такая хлипкая… — выдохнул он и тут же перекрестился. — Я уж думал, конец мой пришел.
— Идиот, — с чувством отвесила я ему затрещину. — Такого борова, как ты, ни одна крыша не удержит, какого лешего ты туда полез?!
— Дак, труба же… — покаянно ответил парень. — Дырку вырезал бы…
— Вырезал? — ехидно поинтересовалась я. — На четыре трубы хватит.
Мы скорбно оглядели непригодный теперь сарай.
— Я исправлю… — Гришка, похоже, проникся ситуацией. Участковый (чтоб его черти побрали, но в другой раз) тоже:
— У меня на заднем дворе, за участком, доски лежали, хотел шалаш для дров ставить, — не очень уверенно начал он, косясь на меня (видимо, боялся, что я его в очередной раз прогоню), — так может, возьмете? Мне не к спеху, а вам нужнее…
Выслушав горячие благодарности парня, Алексей Михайлович повернулся ко мне. Я мрачно ковырнула землю носком сапога.
— Я заплачу.
— Я вам бесплатно отдам, если улыбнетесь, Алиса Архиповна, — расплылся тот в ехидной выжидающей улыбке. Мое лицо стало еще кислее. Чувствуя себя старой брюзгой, я отвернулась и пошла в дом:
— Деньгами отдам.
В спину вздохнули. Вот ведь… Прилип, как банный лист. Будь я человеком, иного и не нужно — он ведь и в самом деле хороший. Честный, добрый, умный. Жить с таким одно удовольствие — уж он-то не станет распивать чекушки за сараем или крутить хвосты коровам. Человек, счастливый на своем месте и знающий, чего хочет — большая редкость.