Я не могу с уверенностью утверждать, почему к предоставленным мне документам не были приложены какие-либо указания по делу Роба Маккалока, но если бы меня попросили, то я бы осмелился предположить, что по той же самой причине, почему решения о предъявлении обвинений не пересматриваются; почему доказательства почти по каждому делу предоставляются с опозданием; почему полиция с прокуратурой полностью выполняют свои установленные законом обязательства по разглашению информации лишь менее чем в 25 % всех дел (в результате чего материалы, теоретически способные оправдать обвиняемого, не предоставляются стороне защиты) (12); почему регулярно не выполняются распоряжения суда; а также почему дело Роба Маккалока приняло в итоге такой оборот. По той простой причине, что за последние восемь лет Королевская уголовная прокуратура лишилась почти трети своих сотрудников (13). Добрая четверть прокуроров – многие из которых были пожилыми и опытными – были уволены по соглашению сторон, что им самим стоило, по имеющимся данным, более пятидесяти миллионов фунтов (14), и все ради того, чтобы выполнить наложенное в 2009–2010 годах обязательство сократить расходы на 27 % (15). Причем эта организация и до 2010 года была весьма далека от того, чтобы работать как часы. Она не была и расплывшимся государственным органом, с которого министерство финансов могло бы легко и безболезненно срезать куски лишнего жира. Королевский комитет по уголовному правосудию заметил:
– Нам было сказано… что из-за финансовых ограничений полиция порой принимает решение не отправлять собранные на месте преступления образцы на лабораторный анализ… Также поступают жалобы на качество работы Королевской уголовной прокуратуры. Никто не спорит, что с момента своего основания прокуратуре крайне не хватало ресурсов, и даже сейчас отдельным прокурорам порой требуется брать на себя такое количество дел, что тщательно подготовить каждое из них оказывается попросту невозможно (16).
И это было в 1993 году.
Итак, Роб Маккалок. Изначально, столкнувшись с отсутствием контактной информации и каких-либо указаний по делу, а также зная по своему личному печальному опыту, что попытка отыскать что-то в прокуратуре может обернуться бесконечными хождениями по кругу, пока я наконец не сдамся, я встал перед выбором. Либо лениво попросить наших клерков позвонить в прокуратуру, чтобы найти кого-то готового взять на себя дело и поговорить со мной, либо позвонить служащему прокуратуры, чей прямой номер был записан у меня в телефоне как раз на такие экстренные случаи. Человеку, который не имел никакого отношения к делу, однако непременно выделил бы время, чтобы покопаться и найти для меня вразумительные ответы. Так что я позвонил Меган. Она занималась подготовкой дел в прокуратуре вот уже пятнадцать лет. И конечно, была перегружена работой, однако этого никто не ценил и уж точно не платил ей должные деньги за те важные функции, которые она качественно выполняла. На протяжении ряда лет нам довелось совместно работать над многими делами, и какими бы тесными ни были оковы прокуратуры, в которых ей требовалось выполнять все более обременительные и недооцененные поручения, она всегда сохраняла рвение к работе, добрый нрав и профессионализм. И Меган далеко не единственная. Таков парадокс Королевской уголовной прокуратуры, и именно по этой причине, несмотря на все мое негодование, я еще горячо верю, что не все потеряно.