Приятель Ужа наверняка явился сюда не зря. Но он сидел, не подавая признаков жизни.
— Дамы и господа, у нас на очереди одна из знаменитых картин Моне с изображением Руанского собора.
Картину выставили на обозрение зала.
— В картинах, на которых изображен Руанский собор, — сказал аукционист, — нашла, быть может, особенно яркое выражение любовь Моне к свету. Он писал собор в пасмурную погоду, под дождем, на солнце и в тумане. Перед вечером и на закате дня. Дамы и господа, несомненно, знают, что Клемансо разбил соборы Моне на четыре группы: серые, белые, голубые и радужные. Этот, как вы видите, принадлежит к группе серых.
Лично я не такой уж большой поклонник картин Моне, изображающих эту старую церковь, — по-моему, на них видна лишь церковная стена, слишком плоская, на мой вкус. Впрочем, я не знаток… Но тут мое внимание привлекла шея толстого приятеля Ужа. Она изменила цвет. Из белой сделалась красной и пошла пятнами.
Стартовая цена в 100 тысяч крон быстро подскочили до 200 тысяч. На этом предложения прекратились.
— Кто больше? — спросил аукционист. Мгновение все молчали.
— 205 тысяч, — произнес вдруг толстый приятель Ужа. Голос был интеллигентный и звучал внятно и четко.
Цены опять поползли вверх. Национальная галерея давно уже отступилась, битва шла между судовладельцем из Сандефьорда и толстым приятелем Ужа.
И толстый приятель Ужа заполучил картину. За 240 тысяч крон. Я чуть не лопнул от волнения. Я оказался в «сердцевине» головоломки. Отгадка здесь, где-то здесь…
Толстый приятель Ужа поманил к себе одного из помощников аукциониста. Потом вынул чековую книжку и расплатился за картину. Наверняка хочет сразу ее увезти. Аукцион продолжался. Напряжение в зале нарастало, а может, оно нарастало во мне самом. Сердце у меня лихорадочно колотилось. Но толстый приятель Ужа опять притих. Его не интересовали ни Сислей, ни Берта Моризо.
— А теперь, дамы и господа, мы увидим одну из лучших картин собрания. Это Дега, и, как видите, это группа его знаменитых танцовщиц.
Картину выставили перед залом.
И я на мгновение забыл о толстом приятеле Ужа.
На сцене стояли четыре танцовщицы, увиденные в перспективе из ложи. Свет рампы, направленный на них, придавал кисейным пачкам прозрачность, подернутую дымкой, словно их танец поднял с пола легкое облачко пыли. Танцовщицы устало стояли не на пуантах, а опираясь на всю стопу, и утратили воздушную легкость, которую придавал им танец.
Я был очарован так же, как когда-то, впервые увидев эту картину и с тех пор навеки полюбив Дега.
Когда впервые увидел эту картину…