Возможности окружающих, к которым обращен этот крик, колеблются в широком диапазоне между полным бессилием и принятием самых эффективных мер. Чаще всего встречается комбинация того и другого: хотя окружающие и могут предпринять некоторые шаги для спасения и защиты нуждающегося в помощи человека, однако и сам он должен внести свой вклад, проделать свою часть работы, которую за него никто больше не сделает. Эта комбинация характерна для тех случаев врачебной практики, когда исключительно важная роль отводится образу жизни пациента, его воле к жизни вообще, а также для психотерапевтического лечения, которое еще больше нуждается в сотрудничестве пациента и в его готовности «обратиться в другую веру». Без собственного вклада пациента – в смысле самовоспитания, самопреодоления, самокоррекции – восстановление его физического и психического здоровья недостижимо.
История, приведенная выше, дает наглядное представление об этих взаимных условиях. Нельзя сказать, что отец, оказавшийся перед лицом возможной гибели сына в огне, совершенно бессилен, и нельзя сказать, что он располагает всеми необходимыми «средствами спасения». Он может поймать ребенка своими сильными руками, но не может вынести его из раскаленной печи. Мальчик должен прыгнуть. Это его обязательный вклад. И он должен внести свою часть первым – прыгнуть, прежде чем отец сможет его поймать. Он должен оказать доверие авансом, иначе его поглотит огонь. Поэтому в ответ на крик о помощи он получает инструкцию по осуществлению собственного вклада в дело своего спасения, сжатую до одного слова: «Прыгай!»
В принципе, этого было бы достаточно для успеха любой спасательной акции, если бы между инструкцией и ее выполнением не вкрадывалось серьезное препятствие. Как хорошо знакомо нам это препятствие по психотерапевтической врачебной практике! У него есть эмоциональная и когнитивная сторона. Эмоциональное воздействие состоит в нарастании страхов у нуждающегося в помощи человека. Когнитивное – в потере способности ясно видеть ситуацию. Дрожа от страха и с повязкой на глазах, терпящий бедствие человек медлит с выполнением инструкции и тем самым обрекает себя на гибель. В данной истории страх ребенка скорее угадывается, а ограниченность его поля зрения называется прямо: он видит только дым и огонь. Как не подумать при этом о людях, терпящих самые разные страдания и не видящих вокруг себя ничего, кроме «дыма и огня»? Отталкиваясь от крайне напряженного момента, когда жизнь ребенка висит на волоске, поучение этой истории, подобно кинокамере, резко взмывает вверх и высвечивает широкую панораму, выходит на метауровень: «Когда ты ничего больше не видишь, хотя бы