Мужчина делал это порывами. Долгими, мучительными приступами. Конечно, он знал, что женщины уходят, не возвращаясь потом. Об этом ещё пел Высоцкий. И вообще много кто.
Но как же сложно приравнять «много кого» и себя. Нас не коснется. Мы избранные. Нас не затронет, мы боги. Выходит, что нет.
Придя с очередной смены, Влад просто не обнаружил гражданскую жену дома. Ее телефон молчал, как и телефоны подруг.
Лишь робкая записка на (тогда ещё чистом) столе давала смутные пояснения случившегося.
«Мы разные». «Не уделяет внимания». «Я честно пыталась». «Не могу». И некоторое другое.
Больно, странно. Главное — необычно. Точнее, напротив, банально. Как в самом дешевом кино про жену-героиню и пьющего мужа.
Владу стоило немалых усилий хоть как-то прийти в себя. Он даже пропустил пару смен, чуть не был уволен.
В итоге прошло. Перегорело. Иначе просто не может быть. Даже металл и тот, в конечном счете, сгорает, если поддать должного жара.
Спустя дни непрерывной муки, мужчина хотел одного — объяснений. Хоть каких-нибудь ответов, какой-нибудь логики. В конце концов, раскаяния. По крайне мере, она в его ситуации хотела бы этого.
Смотря на горящие солнцем занавески, парень включил телевизор, вырубив звук. Влад был одет в длинные, черные шорты с белым тесемками. На груди болтался серебряный крестик. Лицо покрывала щетина.
Больше на парне ничего не было. Тому способствовала откровенная духота в квартире.
— Проститутка. Все бабы шлюхи и проститутки, — подумал он, смотря на бутылку пива, заранее принесенную с кухни. — Теперь начнет лечить, что звёзды сошлись. Какие к такой матери звёзды!? Свалила в Москву со своим конченым другом по институту. Конечно! Он занимается делом конкретным. Не то, что я! Попался бы мне этот столичный гомосек раньше! Я б ему «дал кремля», сука!
Нет. Верил этой гадине, как наивный лох. Верил, как падла! Чертова дырка! Возьми трубку, мразь! Возьми трубку, скотина! — Ревел парень, в который раз набирая затертый номер.
И тут неожиданно получилось. Голос Виктории произнес сухое «да». Влад замолчал, давясь собственной слюной.
Но быстро пришел в себя, наигранно пропев:
— Ой, как хорошо. Вот и Вика наша ответила. Ну что, рассказывай. Как семья, как дети?
— Влад. Послушай меня, Влад. Не надо паясничать. Давай всё обсудим.
— Правда? Спустя две недели? Ага, ага. Расскажи мне, как ты бросила родного мужа и свалила к мажорному, московскому члену! Не хилый разговор, а дорогая!
На какое-то время повисло молчание. Влад слышал, как за окном воет вечерний ветер. Фрамуга была открыта. Штора надувалась потусторонним парусом. Может, он вообще говорит сам с собой? Может, он давно свихнулся?