Надо ли добавлять, что на таких судах-тружениках, где каждое жилое место ценилось на вес золота и твиндек был оборудован двухъярусными нарами (здесь обычно располагались едущие на зимовку и с зимовки пассажиры-полярники), не было ни лабораторий, ни помещений, предназначенных для крупногабаритных приборов. Каким-то непостижимым образом Самойлович сумел настоять на том, чтобы (пусть в ущерб комфорту, и без того призрачному) несколько жилых кают на судне приспособить под лаборатории, и нововведение оказалось на редкость эффективным: прямо по ходу корабля, по мере того как из морских глубин поднимались на палубу образцы воды и грунта, фауны и флоры, в этих лабораториях проводилась быстрая первичная обработка «даров океана». Это позволяло сразу же оценивать добытые данные, высказывать, уточнять и опровергать гипотезы.
В самом начале 30-х годов на «Русанове» и еще на нескольких полярных судах впервые появился новый прибор — эхолот (еще не эхолот-самописец). Теперь без него обходятся разве что речные трамвайчики, а тогда… Что и говорить, моряки смотрели на диковинку, затаив дыхание, а эхолот, словно в насмешку, капризничал, выдавал неверные цифры, что порождало во многих и скептицизм, и законную опаску — как бы не врезаться в подводную банку, уповая на чудо-прибор! Но Самойлович трогательно привязался к эхолоту и всячески ратовал за его широкое внедрение.
«Русанов» работал в Карском море. Одновременно ему было поручено доставить стройматериалы и группу строителей на крайнюю северную оконечность Евразии — мыс Челюскин. К тому времени лишь три-четыре судна сумели дойти до тех берегов, и потому понятно волнение, с каким моряки и ученые ступили на неприветливую, но легендарную землю. Развернулось строительство обсерватории (через два года ее возглавил Иван Дмитриевич Папанин).
Дважды «Русанов» заходил на остров Домашний. Сперва для того, чтобы взять на борт четверку зимовщиков по окончании их двухлетней работы на Северной Земле. На Домашнем осталась новая смена во главе с Ниной Петровной Демме. Когда «Русанов» пришел на мыс Челюскин, Рудольф Лазаревич начал проявлять беспокойство: почему молчит радиостанция Домашнего? Он принял решение вновь отправиться на судне к берегам Северной Земли. Тревоги его были не напрасными: волнами смыло с берега уголь и часть продовольствия, вышел из строя двигатель, дававший питание рации. Судовые умельцы наладили двигатель, радио заработало, и начальник экспедиции со спокойной душой покинул Домашний. (За тот рейс профессор Самойлович получил премию — меховую малицу!)