Во-вторых, Falret считает, что я напрасно включаю в группу наследственных девиантов не только так называемых предрасположенных лиц, но и патологические состояния, рассматривавшиеся до сих пор как отдельные заболевания. В этом, напротив, главное преимущество целостного подхода к явлению, позволяющее объединить синдромы, пускай по-разному проявляющиеся, но произрастающие на единой почве — неустойчивости психической организации, столь характерной для всей наследственной патологии. Причина этого явления, видимо, в том, что цереброспинальный механизм у таких больных каким-то образом изначально расстроен и разлажен, что и порождает те странные для окружающих расстройства, которые я назвал эпизодическими и которые проявляются навязчивостями, импульсивными действиями и феноменами задержки, или «ингибиторными» расстройствами психики, примером которых могут служить преходящие абулии. Все эти синдромы развиваются лишь у лиц, отмеченных патологической наследственностью, и должны рассматриваться как психические стигмы наследственного помешательства. Клиника, впрочем, сама ежедневно доказывает нам, что все это — явления одного порядка: они в большем или меньшем числе наблюдаются у одного и того же пациента и, напротив, редко бывает так, чтоб больной был носителем лишь одного из них.
Вторая лекция. Наследственные девианты
Господа!
В нашем отделении до сих пор находится, хотя ей стало много лучше, больная, которую мы с вами в прошлом году уже видели. Нервная система этой больной, ее цереброспинальная ось, представляется по всему ее длиннику как бы полностью разурегулированной. Пребывая в ясном сознании, она временами внезапно теряет контроль над собственными поступками и движениями. То это движения какой-то одной конечности, то более сложные двигательные акты: такие как потирания рук, ходьба — когда она идет в каком-то одном направлении и не может остановиться. Спинной и продолговатый мозг в подобных случаях делаются совершенно эмансипированы и лишаются всякого психомоторного контроля свыше. Такими же неподотчетными у нее могут быть смех и плач, которые никак тогда не связаны с аффективным состоянием больной и отражают независимую активность уже иных отделов, моста мозга. Далее, она импульсивно произносит слова, которые говорить не хочет: если она пытается противостоять этому, то испытывает тягостное чувство тоски и тревоги, жалуется на нехватку воздуха, уединяется и, оставшись одна, произносит «нужное» слово — после чего чувствует облегчение. Эти слова, эти звуковые образы слов, тоже возникают помимо воли больной и отражают самостоятельную активность заднекорковых отделов мозга. Наконец, бывает так, что она, произносит не отдельные слова, а целые речи и делает это также против желания или таким же образом поет: это отражает дезинтеграцию, расщепление, уже в самих передних отделах мозга. Это еще не все: временами она испытывает столь же настоятельную потребность ударить незнакомого или близкого ей человека — на этот раз она борется с влечением: отдаляется от людей, просит, чтобы ее заперли, и остается продолжительное время одна — под тягостным воздействием незавершенного психомоторного импульса. Могут иметь место и ингибиторные феномены: стоя, больная не может сесть, сидя — встать. Она обнаруживает также, как вы помните, сексуальные отклонения, которые делают ее попеременно «спинальной», «переднеспинальной» и «заднеспинальной» больной. Таков ряд ее эпизодических синдромов, которые разнятся между собой, но все являются прямым результатом разурегулированности, разлаженности в функционировании цереброспинальной оси мозга.