В конце августа 1917 г. в Нью-Йорке ко мне зашёл мексиканский профессор социологии, находившийся в Штатах. В деловых и интеллигентских кругах он наслышался о том, что революция на родине пошла на убыль. Профессор написал об этом статью и, отправившись на лето в Мехико, посетил по дороге и фабричный Монтерей, и небольшие города, ранчо и деревни, где, к его изумлению, революция явно шла на подъём. От рабочих и крестьян постоянно приходилось слышать разговоры об одном и том же: «земля — крестьянам, заводы — рабочим». Если бы профессор побывал на европейском фронте, он услышал бы, что вся армия толкует о мире.
Профессор был озадачен, хотя для этого не было оснований: оба наблюдения были совершенно правильны. Имущие классы становились всё консервативнее, а массы — всё радикальнее. С точки зрения деловых кругов и мексиканской интеллигенции, революция уже зашла достаточно далеко и чересчур затянулась; пора было навести порядок. Это настроение разделялось и главными «умеренно»-революционными группами которые поддерживали правительство президента Каррансы.
Этот разговор вскоре имел неожиданное продолжение. Меня спешно вызвал Истман — главный редактор «The Mass». После наших антивоенных публикаций Почтовая служба США отказала журналу в доставке, и мы уже почти месяц работали на энтузиазме и в стол. На удивление, в этот визит весь причитающийся гонорар мне выплатили. А с Максом состоялся интересный разговор.
— Джон, как ты смотришь на то, чтобы ещё раз съездить в Мексику?
— Макс, ты же знаешь, я не против работы, но лучше бы мне сейчас быть в Европе.
Макс понимающе закивал.
То, что Госдеп не выдал никому из нас паспорта в апреле, лишило нас возможности вести репортажи из революционной Европы.
— Похоже мы не успели туда, Джонни. Да и не выпустят нас. А вот Мексика ещё бурлит. Ты же знаешь новости Джон?
— Конечно, холостой выстрел «Парижской Коммуны» попал в Мексику. — пошутил я.
— Я рад твоему настрою, Джон. Думаю, у меня есть те, кто готов послать тебя снова в эту воронку — вернул мне шутку Истман.
Уже через неделю я грузился на пароход, идущий до Гаваны, а оттуда в революционный Веракрус. Наше левое издание всё ещё было под запретом и прикрытие для моего выезда предоставило шведское агентство «Propper News». Уже в Гаване я познакомился с кубинскими революционерами, плывущими «к товарищу Кабальеро» и с мексиканцами, возвращающимся для того чтобы помочь своей родине.
В Веракрусе я увидел одинокий гордый Линкор Революции, возвышающийся над всеми суденышками и прибрежными лачугами как Эйфелева башня над Парижем. По прибытии нас встретил контроль революционной стражи. Им я предъявил как редакционное задание от шведов, так и верительное письмо от Американской Соцпартии. Посмотрев мои документы старшина стражи сразу стал обращаться ко мне «комараде Рид». Он позвонил куда-то и нас с генералом Горостьетой