МОСКВА. БОЛЬШОЙ КРЕМЛЕВСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. 26 августа (8 сентября) 1917 года.
— Дамы и господа! Члены Поместного Собора, делегаты Съезда аграриев, герои войны, боевые товарищи, уважаемые приглашенные на Большой Императорский Выход, дорогие гости, представители российской и мировой прессы!
Я лишь краем уха слушал доносившийся из-за дверей Андреевского зала голос графа Бенкендорфа, сосредоточив все свое внимание на докладе генерала графа Кутепова.
— Государь! Только что пришло сообщение от барона Врангеля. Авангард русско-итальянского Экспедиционного корпуса достиг окраин Иерусалима. Отряды Сил специальных операций графа Слащева обеспечили блокирование взлета аэропланов на обоих аэродромах противника. Наши самолеты контролируют воздушное пространство над Иудеей. Передовые эскадроны Чеченского полка Дикой дивизии подходят к означенным аэродромам.
— Что германцы?
— По имеющейся информации, с британского фронта к Иерусалиму спешно выдвинулась конная дивизия противника. Конно-пулеметный полк Каппеля движется на перехват.
— Что по Балтике?
— Подготовка к десанту идет по графику.
— Хорошо. Держите меня в курсе.
— Будет исполнено, Государь.
Кутепов склонил голову и отправился доводить мои ценнейшие указания до своих подчиненных из Императорского Ситуационного центра.
— Его Императорское Величество Государь Император Всероссийский Михаил Александрович! Ее Императорское Величество Государыня Императрица Всероссийская Мария Викторовна!
Звучат фанфары, распахиваются створки дверей Андреевского зала.
Тяжелая корона давит мне на мозг, а мантия на плечи. Шепчу самоуспокоительное: «Господи, спаси, сохрани и помилуй нас грешных, прости нам прегрешения наши, вольные и невольные…»
Полгода я в этом времени, полгода я в этом мире. Мире, который стал мне родным во всех смыслах, и привычки которого я перенял. Но, ведь, шутка ли, сколько всего всякого произошло и сколь многое изменилось здесь за это время…
Ободряюще сжимаю руку жены, и Маша, сохраняя официальное величие на лице, входит вместе со мной в тронный зал Кремля, лишь невесомо опираясь на мою руку. Знал бы кто, как ей тяжело это все изображать и какими переживаниями занята сейчас ее голова.
Под сводами Андреевского зала величественно звучит хор, исполняя «Жизнь за Царя» Михаила Глинки:
Славься, славься, наш русский Царь!
Господом данный нам Царь-Государь!
Да будет бессмертен твой Царский род,
Да им благоденствует русский народ!
Пышная процессия с нами во главе торжественно шествует сквозь огромный зал, и мы проходим мимо тысяч приглашенных, которые стоят по обеим сторонам прохода в центре. Тысячи и тысячи глаз, лиц, одеяний. Придворные ливреи, кирасы кавалергардов, генеральские и адмиральские мундиры, ведомственные вицмундиры госслужащих, одеяния священнослужителей, цивильная одежда всех возможных типов, женские платья, установленных при Дворе расцветок и фасонов…