Слава присел на корточки, сорвал травинку, и, закусив, пожевал ее. Поморщился, ощутив горький привкус сока. Стир дан Гурнан и Рашмар дан Гайри: без этих двух шахниров-авантюристов, он не представлял себе, как бы искал, этот чертов замок. Маги изредка улавливали слабые эманации и шли в том направлении. Иногда им казалось, что они почти добрались, но в последний момент нить резко обрывалась, и приходилось начинать все сначала. Сам Станислав ничего кроме огромной усталости, досады и дикого желания выбраться, наконец, из этого г… го леса не ощущал.
Рашмур, негласно взявший на себя обязанности командира, сделал знак рукой, и они снова двинулись в путь.
* * *
Я вошла в комнату и обомлела. Фран сидел на полу посреди комнаты, окруженный раскрытыми бабулиными книгами и дневниками. Он старательно записывал что-то в блокнот, который взял у меня со стола. Делал пометки на полях интересующих его страниц, сверялся с тетрадью Ласснира и снова что-то записывал. Отвлекать мне его не хотелось, но я все же поинтересовалась:
— Фран, ты обедать будешь?
Вместо ответа глирт посмотрел на меня заинтересованным взглядом и спросил:
— Нина, а когда ты встретилась с Максимом, до или после разрыва с Павлом?
Очень хотелось сказать — вместо. Но, проглотив неприятный ком, все-таки призналась:
— Через несколько дней после.
Коварно-веселая улыбка появилась на лице Франа и он сразу же сделал пометку в одном из дневников Ма'Арийи, а затем в самой потрепанной книге в ветхом переплете зеленого цвета.
— А зачем тебе это?
— Сверяюсь.
— С чем?
Но Фран не ответил, он протянул мне вырванный из блокнота листок и сказал:
— Вот, я написал, какие ингредиенты нужно добавить сегодня. Поставь на маленький огонь и прикрой крышкой.
Я взяла листок и уточнила:
— Так ты идешь обедать?
— Я сейчас, — кивнул он и снова уткнулся в записи.
Это «сейчас» естественно растянулось на несколько часов. Я уже накормила и Матика, и Индира, а глирт все не шел.
— Фран! — крикнула я.
Тишина. Заглянула в гостиную — сидит, читает.
— Франчиас.
— Я почти закончил.
Я раздраженно выдохнула и присела на диван. Мужчина отложил дневник и взял книгу в желтом переплете, прошипел что-то, отложил, взял другую. Я с минуту наблюдала за ним, любуясь и сожалея, что, скорее всего, нужна ему только как наследница, или хранительница, раз наследница я липовая. Получит он свою статуэтку и поминай, как звали. А то, что он сказал — это же только слова. Для него они могут ничего не значить. Сказал — забыл. Ему семьсот — мне в сотни раз меньше. У него опыт — у меня — смех сквозь слезы.