— Н-да? — я присмотрелся к ним недоверчиво. — И эта вся причина? — пришлось произнести слова уточнения, так как я уверен в том, что не всё ещё услышал.
Но оба лазутчика лишь закивали, а мне пришлось смириться с недосказанностью.
Естественно, что на время, пока я не закончу с делами в Бастионе и не обрету свободу уединения в Башне неподалёку от крепости. Там, кстати, есть и проход в эти коммуникации пока непонятного предназначения. По уму-то, так мне ещё разобраться с этим придётся. А раз так, то ремонт будет в тему.
— Ну хорошо, — начал я подводить итог короткому общению с гавриками. — Пока свободны, и да, Чукча?
— Слушает моя начальнику очень внимательно! — таракан вытянулся в струнку.
— Вот что, мы скоро покинем это замечательное помещение, впрочем, как и стены бастиона, — проговорил я, наблюдая смену настроения у обоих на грустное. — Не унывайте, в одинокой башне нам будет уютнее, — успокоил я их. — Так вот, Рыжий, к тебе персональное поручение будет, — я акцентировался на многолапом. — Забрать бабу с полки, — я указал пальцем в идола призрачной фурии. — И обустроить её на новом месте, как и полагается. Справишься?
— Моя будет старательная, аднака! — козырнул узурпатор, обозначив чёткое понимание своей персональной задачи.
Тут дверь комнатки девушек скрипнула, а глаза рыжего, обернувшегося на звук, округлились. Усы мелкого встопорщились в две струны, а у Калигулы из рук выпала ушанка.
И начался кипешь с погромом и поломкой отдельных элементов интерьера. Грифон кинулся к столику, с двумя обалдевшими магическими личностями. Двое мелких ломанулись в разные стороны дав птенцу врезаться в сервировку столика. Полетела посуда и загремели бокалы с рюмками.
Калигула сразу ретировался, исчезнув, по всей вероятности, в сторону Ставрополя на Волге, может и дальше, но не ближе, это уж точно. А усатый кинулся к секретеру. Крылатый львёнок за ним, что естественно, раз второй жертвы уже нету в его поле зрения. И снова стряслось сокрушительное столкновение с мебелью.
Чернильница, кем-то забытая, шарахнулась об стену и нанесла ей косметический урон в виде кляксы. Брызги попали и на Ефима, начавшего немедленно ругаться. Следом пострадала кровать и подушки, наволочки которых были нещадно разодраны когтями грифона. Пух с перьями поднялся в воздух, образовав непроглядное белое облако. Часть его задела светильник и вспыхнула, и подпалила ажурное покрывало, скрывающее сундук с прочими пожитками. Весело занялось пламя.
— Все-е-е-ем ти-и-ихо! — заорал я во всё глотку, не вытерпев продолжения хаоса и бедлама. — Си-и-иде-е-еть! — рявкнул я на грифона.