— Напрасно, — сказал тот, не шелохнувшись. — Это еще не конец. Теперь я знаю точно.
— Нет, — ответил Грач. — Не знаешь.
Вдовоеб лишь покачал головой, а за спиной Грача раздался протяжный хрип. Затем исступленный, тяжелый вдох и снова хрип. Звуки доносились из раки. Грач обернулся, не в силах находиться спиной к тому ужасу, что пробуждался внутри саркофага.
На бортик легли темные, словно обугленные косточки пальцев. Следом возникло истлевшее предплечье, а за ними поднялась голова. Плащаница осыпалась с почерневшей плоти крохотными лоскутками, а дыра в груди лучилась слабым белым светом.
— Я вижу, — прошептал Грач, вынужденно опускаясь на колени.
Святая Крапалия села в своем гробу. Свет в дыре полыхнул ярче. Края ее стянулись, и темная плоть начала светлеть, наливаться жизнью. Очертились нагие груди, напряглись сухожилия под белой кожей шеи, задрожали длинные тонкие пальцы с заостренными ногтями, снежной волной упали на плечи длинные прямые волосы. В прорезях маски ледяными топазами полыхнули глаза. Святая Крапалия Плакальщица, приветствующая усопших, белая вдова Гаргантских Высот встала во весь рост, тонкая, обнаженная и ослепительно прекрасная.
Она сошла из раки к смертным. Ее ступни не приминали траву и не оставляли следов в жидкой грязи. Приблизившись к застывшему Грачу, она опустила холодную длань ему на лоб. Другой рукой взяла ладонь Грача и приложила к своей груди. Туда, где билось его сердце.
— Тебе воздастся, — сказала Святая Крапалия, и голос ее был подобен пению сотни ангелов — он вдавливал дрожащего Грача все глубже в грязь, а только-только переставшее звенеть ухо вновь закровоточило.
Восторженный рев на поле боя сменился воплями ужаса. Грач посмотрел на запад, где армия Порохового Пакта всего мгновения назад добивала последних еретиков, и увидел, как с земли вздымается в небо кошмар, подобный тому, что встретил он в своем посмертии. Бледный, сочащийся кровью вал беспорядочно слепленной плоти, ощетинившийся вросшим в саму плоть металлом: пиками, алебардами, мечами, обломками доспехов. Вал поднялся, застыл в верхней точке и рухнул вниз, погребя под собой воющих от страха людей, но тут же поднялся вновь — еще больше, еще выше, чем прежде, разделился на два щупальца из перемешанных, переломанных тел и опустился вновь.
А пустота в груди Грача вдруг наполнилась теплом, налилась тяжестью, и эта тяжесть выдавила пустоту вместе с попавшим внутрь воздухом. Грач опустил глаза и увидел, как сходятся края раны, как кожа наплывает на разрез, закрывая его от холода внешнего мира. Он почувствовал, как встают на место ребра. Как новое живое сердце делает под ними первый удар.