Ушел, растворился-растаял в махорочном дыму. Соблазнитель. Ишь ты как… Сам Ленин ему не Ленин. А Феликс? Это же измена, натуральная и страшная…
И вдруг словно чей-то незнакомый голос ворвался в плывущие от жара мозги успокоительным льдом: «Кудляков прав. Прежние много нагадили, накровавили. Да ведь мы не губить пришли. Мы верить, верить пришли. Строить. Ч-черт… Мстить каждый сможет. Только далеко ли лодочка мести в крови уплывет… А революции польза нужна. Одна только польза. Любой ценой…»
Двадцать минут прошло, а он стал другим человеком. Странно как… И страшно. А не согласиться нельзя. Есть, точно есть в словах Кудлякова незримый манок. Он ведь не к голове, гад сущий и опытный, обратился. Он к душе, к сердцу. А эти не могут не отозваться…
В «Американскую» решил идти пешком — на извозчике неудобно как-то, хотя еще вчера поехал бы с шиком на двух сразу. А че… Наша взяла, и, значит, — все наше. Но теперь…
У входа стояли дежурные пролетки, автомобиль Лукоянова и еще один, побогаче и поярче. Вдруг появился стройный, в черном, Войков, он напоминал рояль в офицерской кают-компании, заметил Ильюхина, поднял руку:
— Э-э… товарищ! Ильючов, кажется? Да-да, Ильтухин, я ошибся, простите. Сегодня вечером моя жена устраивает дружеский ужин. По случаю, заметьте — совсем случайно, будет осетрина и даже красная икра. Хорошая водка, шампанское из запасов академии Генерального штаба, она ведь здесь, в городе, а мы конфисковали часть на представительские цели, вот и приходите. С дамой. У вас есть дама? Вот и славно! — И, махнув перчаткой на прощание, исчез в дыму чихнувшего мотора. А в измученной голове Ильюхина вдруг зазвучали слова Кудлякова: «Сострадание к несчастным нашим гражданам движет Феликсом и нами, его соратниками. Царизм и царь — преступны, да! Но через их спасение мы дадим хлеб голодным и приют бездомным! Что касается окружения… — Глаза его недобро блеснули. — Тети, дяди, племянники… Челядь опять же всяка-разная… Эти прикроют нас. Ну, задумайся, азы дела…»
Теперь понял: семью — в обмен. Остальных — в расход. Вот и получится прикрытие основной задачи. Никто не заподозрит в измене, предательстве. До поры, до времени. А потом…
Ищи ветра в поле.
Когда поднимался на взгорок — к дому Татьяны (переодеться — и «дама» требуется — надо думать, найдется у нее платьишко какое не то?), увидел Юровского. Тот смолил цигарку и, подняв воротник черного пальто, нервно оглядывался по сторонам. Заметив Ильюхина, кивнул:
— Наконец-то… Предупредить хочу: после твоего сообщения о Кудлякове — я звонил в Москву. Товарищ вусмерть проверенный и свой, начальник кадров поручился. Но мы тут тоже не пальцем, значит… Я поставил за Кудляковым — сказать по-жандармски — наружку. Подумал: ты ведь не сдуру сообщил?