Мудрый был дед. И сказал правду. Себе-то признаться можно: вот он, домик, не хуже княжеского.
— Чей? — спросил, не скрывая раздражения. — Поди, знаешь, раз не впервой…
— А то… — глянула в зеркальце, подвела губы кусочком вареной свеклы. — Здесь при царе Главный начальник всего Урала обретался. И что?
— А нет, ничего! — сверкнул зубами. — Айда!
При входе — часовой с винтовкой проверил мандат, сверился со списком и пропустил. В переднем зале (как еще назвать это роскошное помещение?) негромко играла музыка, пятеро оркестрантов в черных костюмах (похоронный оркестр — догадался) играл тягуче-прерывистую мелодию, с всхлипами, щемящими аккордами и упоительно звучащими голосами труб…
— Это — танго, — сообщила Татьяна и, положив руку Ильюхину на плечо, приказала улыбчиво: — Обойми за талию и делай, как я.
Она плавно двинулась в центр площадки, здесь уже кружили и выписывали кренделя несколько странных пар. Все же для такой музыки требовались костюмы, фраки разные, а здесь — кто в чем… Гимнастерки, заводские рубашки, и только две-три пары — в цивильном и весьма приличном.
— Комиссар Диковский, бывший офицер, — подсказала, перехватив взгляд, — он лучше всех, а? А вот и Голощекин. Грузноват, к тому же еврею лучше в торговом деле, а?
— Все народы равны и едины, — отбрил наглую. Тоже мне… Туда же. А может… проверяет?
Войков гоголем приблизился к супруге, обнял и, словно в немой фильме, пошел, пошел…
— Она тоже… еврейка, значит? — спросил и покраснел.
— Тоже. Но — привлекательная. Не наступай мне на ноги…
…Позвали к столу, он был роскошным — икра, балык, осетрина и жареные бараньи ноги, маринады всякие; загудел разговор, кто-то незнакомый провозгласил тост за товарища Ленина и погибель всех врагов советвласти. Внезапно зачарованный Ильюхин ощутил легкое прикосновение. То был Баскаков — скромный, штатский, вроде совслужащего.
— Выйди во-он в ту дверь.
Татьяна хохотала, ей рассказывал похабный анекдот сосед справа, она даже икала от восторга; Ильюхин поднялся и ушел незамеченным.
Они уже ждали; на подоконнике вполне по-пролетарски примостился Острожский. Баскаков щелкнул портсигаром — простым, металлическим.
— Угощайся… — И дождавшись, пока Ильюхин прикурил от вежливо поднесенной спички, сказал негромко: — У Яковлева-Мячина все сорвалось. Везет их всех сюда. Там, видишь ли, пристал к нему сумасшедший матрос Хохряков и слинять не позволил. Что это означает для нас?
— Что? — произнес невольно и, поджав губы, развел руками: мол, извините, перебил.
— Означает вот что: сейчас начнут подбирать место для их содержания, понял? Ты обязан сделать так, чтобы при всей видимости возможного побега лазейка нашлась. Такой, значит, требуется загадочный дом…