И тут словно молния ударила: баба эта… Мелкий шаг… Даже ж…й не вертела, как все они вертят.
— Игуменья? Из Спасо-Ефимьевского?
Торжество переполняло. Вот удача… И вообще: ай да я!
— Она… — Кудляков внимательно посмотрел. — А-а… Патроны, да? И что ты подумал?
Ильюхин растерялся.
— Как… что? Ты в уме? А что я должен был подумать? Что ты, в лучших жандармских традициях, говоришь одно, а делаешь — другое.
— В жандармских… — повторил усмешливо. — Держись за землю. Ты прав.
Ильюхину показалось, что теряет дар речи, а земля под ногами исполняет чечетку — палубное «Яблочко».
— Ты… ох…л? — глотал воздух и казалось, что не идет он в легкие.
— Сопляк… — с едва заметной улыбкой произнес Кудляков. — Тебе и вам всем еще только предстоит научиться азам нашего искусства. Ты знаешь, что такое «операция прикрытия»?
— А чего, чего прикрывать-то?! — злился Ильюхин. — Срам, что ли? Так мы не в бане! Ты телись, парень, а то ведь я нетерпеливый…
— Да просто все… — устало вздохнул. — Юровскому и им всем надобно и царя, и его семью, и его людей скомпрометировать, понял?
— Ском… чего? Осрамить? — вот ведь — дворяне! Экое слово неслыханное…
— Как бы… — улыбнулся Кудляков. — Если Юровский на что-нибудь «выйдет» — наткнется и на игуменью. А она работает «втемную». То есть искренне. И Юровский утрет нос…
— Так это ты подсказал Боткину, где граната?
— Неважно — кто. Важен результат.
— А… а жандармы?
— Я, милый, и есть жандарм. Ротмистр Отдельного корпуса, служащий Особого отдела Департамента полиции. Ты тут как-то по поводу интересов рассуждал…
И это знает, гад… А ведь это все было во сне. В мыслях. Вот ведь дельфин…
— Так вот: наши интересы в этой истории совпадают полностью. И хотя ты лично — чекист, а я — офицер Департамента…
— Нет больше твоего «департамента»! — завопил яростно. — Нет!
Кивнул согласно. Нет. Улыбнулся.
— А это важно? Ну? Будем трудиться? Или… сдашь меня?
Как же… Тебя «сдашь»… А то ты позволишь… Вон — рука в кармане, напряглась, там, поди, такой же браунинг, как и у Якова.
Кудляков (или как его там звали на самом деле) отрицательно покачал головой.
— Карман — обман, а револьвер — вот он… — И медленно-медленно почесал шею под затылком, а потом молниеносно выдернул из-за воротника маленький, черненький. Вороненое дуло уставилось Ильюхину прямо в глаз.
Понял: стрелять не станет. Глаза выдали. Когда до выстрела полсекунды — глаза другие. Мертвеют они на мгновение…
— Понял, я все понял! — покачал головой. — Смотрю на тебя и лишний раз удивляюсь: вы ведь такая сила… А мы вас — тю-тю?
— Против лома — другой лом. У нас были знания, умение, числа только не было.