— Найдут, — поклялся Игорь. — Никуда он не денется, Танюш, все дороги перекрыты — мышь не проскочит.
Таня благодарно прижала к щеке его руку. И тут к шатру подбежал сияющий Дима, на плечах которого гордо восседала маленькая виновница переполоха.
— Доченька… Родная моя… — бросилась к ней Таня, и Дима бережно передал ей сокровище.
— Мы просто с Сережей немножко погуляли. Ты не сердишься? — спросила девочка.
— Нет… да… Немножко… это неважно… теперь уже все неважно. С тобой все в порядке? Я же не знала, где тебя искать! — Таня прижала к себе дочь, боясь разомкнуть объятия. — Я так тебя люблю!
— Я тоже люблю тебя, мамочка, очень-преочень, — откликнулась малышка. — Прости, я больше так не буду…
* * *
Следователь Борис Костенко оторвался от изучения бумаг и сурово взглянул на задержанную по подозрению в убийстве Нину Перепелкину, которую ввели в его кабинет.
— Ну, — хмуро спросил он, — и чего буяним? Зачем шумим, постояльцев нашей гостиницы тревожим? В номер-люкс захотели?
— Надо поговорить, — бросила женщина.
— Вот те на, — присвистнул Борис, — сбылись мои мечты. А я уж и не чаял. Присаживайтесь, Нина Степановна, не стесняйтесь. — Он галантно пододвинул ей стул. — Поговорить — дело хорошее. И главное, я же знаю: вам действительно есть что сказать. Я уже, честно говоря, надежду потерял, что вы поумнеете. Все молчите, молчите… А ведь молчание — не всегда золото. Итак, я весь внимание.
Нина, однако, говорить не спешила. Сидела напротив Бориса, плотно сжав губы, с выражением немого упрямства.
— Что, трудно о таком говорить? — посочувствовал Костенко, пододвигая к ней ручку и лист бумаги. — Тогда вот вам, Нина Степановна, орудия труда. Пишите в свободной форме, но подробненько. Бумага закончится — еще найдем. А я пока чайник поставлю. Небось хочется хорошего чаю?
— Не собираюсь я ничего писать, — Перепелкина решительно отодвинула «орудия труда».
— Нина Степановна, — теряя терпение, произнес следователь, — продолжаете удивлять: если ни говорить, ни писать ничего не собирались, зачем ко мне на прием просились? Вы что охране сказали?
— Что хочу с вами поговорить, — мрачно подтвердила женщина.
— Ну? А о чем нам еще говорить? — воскликнул Борис. — Что для вас может быть важнее, чем чистосердечное признание? Не слышу ответа.
— Мне признаваться не в чем, — произнесла Нина то же самое, что твердила на каждом допросе, — Это я чистосердечно говорю.
— А какого ж тогда, извините за прямоту, хрена вы мне голову морочите?! — возмутился Костенко.
— Я… по поводу Гены хотела поговорить. — Она опустила голову, разглядывая собственные руки.