Я всегда знал, что ты дрянь! С первого раза, как увидел! Отговаривал Таню, как мог…
— Что ж нс отговорили? Непослушная она у вас, плохо воспитали, — Сергей уже откровенно издевался.
Лицо Баринова налилось кровью, кулаки сжались:
— Помнишь, что я тебе сказал, когда Таня завела речь о свадьбе? Если она прольет хоть одну слезинку по твоей вине — тебе конец!
— Помню. До сих пор страшно — спасу нет, — ядовито ухмыльнулся Никифоров.
— Ой, мальчик, зря ты так, — покачал головой Баринов. — Нс советую против ветра плевать. Сам же потом жалеть будешь.
Дождавшись, когда он уберется с глаз долой, Сергей набрал испанский помер жены:
— Слушай, — начал он.
— Ой, Сереж, сейчас не могу, мне на процедуру… Я перезвоню, — огорченно откликнулась Татьяна — в кои-то веки муж про нее вспомнил, а поговорить не получается.
— Нет, ты уж послушай и своему отцу передай, пусть оставит меня в покое. Поняла? Он сейчас ворвался ко мне в офис и в приказном порядке велел лететь в Испанию!
— Так ты летишь? — спросила супруга как ни в чем не бывало.
— И я не лечу, и ты пролетаешь! — заорал Сергей.
— Почему? Он просто хотел сделать мне приятное. Если бы ты знал, как я соскучилась по тебе. А тебя всё нет и нет. Это я попросила папу поговорить с тобой.
— Что ж не попросила, чтобы меня доставили к тебе по частям? Он это — в два счета. Короче, передай своему папаше, что я больше нс позволю себя оскорблять! — Тяжело дыша, он разомкнул связь.
— Из рук все валится, — вздыхала Тамара Кирилловна, убирая со стола. — Верка тоже хороша: ничего не сказала. Сестра, называется.
Не представляю без вины в тюрьму сесть, прошептала Галина, у которой Танина история ни на секунду не шла из головы, Как она только с ума не сошла…
— А с Горина твоего — как с гуся вода, — произнес Виктор с таким видом, будто это вовсе не он сам все эти годы из кожи вон лез», стараясь сосватать сестру за Видима.
Вить, что делать будем? Вадику морду бить? — Дима, как всегда, был готов на подвиги.
Да ведь у нега морда какая то особенная: сколько раз» собирались бить, а все до дела не доходило, — отмахнулся браг.
— Ничего, теперь дойдет. И та Титьку ответит, и за Пишу. — Дима вошел в образ защитника униженных и оскорбленных.
— Хватит, — не выдержала Галя, — Не лезьте. Это мое дело.
— Гадь, — уставился на нее Виктор, — я что не понимаю. После всего, что он сделал, ты за нега заступаешься? Ты чего, совсем уж на себя рукой махнула? Или тебе сестру не жалко?
— Я тебя просто прошу: не лезь не в свое дело, — повторила Галя, еле сдерживаясь, и ушла, оставив на столе посуду.