— Ты такой напряженный, — печально заметила Баринова. — Что-то не так?
— Непривычно как-то, — ответил Сергей. — Кажется, сейчас откроется дверь, и кто-то войдет и скажет: улыбайтесь, вас снимает скрытая камера.
Прекрати меня пугать, — нахмурилась Татьяна. — Мы одни, все разбежались.
— Вот это и странно. Это когда ж мы последний раз ужинали вдвоем?
— Знаешь, Сереж, у нас с тобой многое было не так, как надо. Но теперь все будет по-другому — так, как мы хотим, — заверила его жена. — Сережа, милый, дорогой мой Сережа. Ты не представляешь, как я счастлива…
— Я тоже очень-очень счастлив, — сказал Никифоров, обнимая ее. — Ты для меня самая замечательная, самая красивая, самая преданная, самая дорогая женщина на свете.
— Знаешь, что я подумала? — спросила Татьяна, когда они, счастливые и немного уставшие, отдыхали после бурного секса. — Правда, это глупо. Не знаю даже, почему мне пришло это в голову…
— Что такое? — приподнялся Сергей.
— Только не смейся. Представь, мы с тобой старые-престарые сидим на этом диване. А вокруг нас — куча детей. Все копошатся, что-то делают, бегают, кидаются конфетами.
— А мы с тобой шепелявим: «Дети, потише. Башка раскалывается», — продолжил описание идиллической сцены Никифоров.
— Да ладно, какая нам разница. Мы уже глухие, слепые, беззубые. Нам все равно,
— Вот это кайф, когда уже ничего не хочешь, — согласился он.
— Зато нам хорошо вместе. Мы сидим нарядные, у нас золотая свадьба. Мы счастливы. У нас все есть. Я, конечно, понимаю, картина еще та, нервных просят не смотреть. Но ведь бывает же такое…
— Какое-то странное счастье, — усомнился Никифоров, — Даже непонятно, в чем оно заключается.
— Как это в чем? В том, что мы вместе. По-твоему, этого мало?…
К сожалению, наступившее утро оказалось отнюдь не таким лучезарным и праздничным, какими были вечер и ночь. Хотя поначалу все шло просто отлично. Таня с Игорем пили кофе на кухне, когда пришли Вера Кирилловна и Надя.
— Бабушка, смотри, я вертолет! Ж-ж-ж! — весело щебетала в прихожей девочка.
— Не крутись, вертолет, пока за что-нибудь винтом не зацепилась, — с притворной строгостью ворчала Вера.
— Ну вот, — улыбнулась Таня несколько смутившемуся Игорю, — конец иллюзиям. В мире не только мы с тобой.
— Ничего себе ботинки! — заметила Надя чужую обувь возле дверей.
— Не иначе, у нас гость, — сказала Вера.
— Я знаю, эго дядя Сережа пришел! — радостно закричала девочка, врываясь на кухню, и разочарованно замерла при виде Игоря.
— Привет, Надюша! — поздоровался тот и, поднявшись, поклонился Вере Кирилловне: — Доброе утро. Собственно, сразу и откланяюсь. Пора на работу, — Гонсалес подошел к Тане, чтобы поцеловать ее, но Надя принялась отпихивать его, одновременно мертвой хваткой вцепившись в мать: