К счастью, парад бесплатных порций, похоже, закончился. Команда у игрового автомата, наверное, сообразила, что у девушки есть свой предел, или они забеспокоились на тот счет, что меня переполнят эмоции и я устрою сцену.
– Может, взять шейкер? – изображает заботу Элли. – Смешаешь с парой литров кока-колы и пойдет легче.
– Выпей одну, – почти умоляюще прошу я.
– Ты же знаешь, я не могу смешивать напитки, – смеется Элли. – У меня крыша едет.
Дэвид кивает, его серые глаза светятся беспокойством – он всегда волнуется за Элли. А его самого я не могу попросить о подобной помощи – он человек строго трех кружек пива. Не думаю, что вообще когда-нибудь видела его пьяным. Он не зануда – его сдержанное чувство юмора заставляет меня смеяться до слез, и он бесконечно любит мою сестру, что делает его в моих глазах суперзвездой.
Беру джин и напоминаю себе, что он славится как спаситель матерей. Или как губитель?[2] Я останавливаюсь на спасителе, потому что мне необходимо именно это – спасение от моей безжалостной печали. В окне вижу уличную уборочную машину, неторопливо ползущую вдоль сточной канавы. Вот было бы здорово, если бы она вычистила заодно все темные углы моего ума, пыльные комнаты в глубине, забитые воспоминаниями о ленивых воскресных утренних часах в постели, о поздних вечерах, когда мы пили кальвадос у озера во Франции. Я бы действительно стерла Фредди из своей памяти, если бы могла? Боже, нет, конечно нет! Просто очень тяжело, когда твоя голова переполнена такими вещами, а самого Фредди здесь уже нет. Возможно, со временем эти воспоминания станут драгоценными и я сумею даже получать удовольствие, извлекая их одно за другим и расправляя перед собой, как ковер. Но не теперь.
Вино, водка и джин. Не лучшая комбинация для быстрого поглощения.
– Похоже, мне уже нужно прилечь, – сообщаю я.
– Ты перебрала. Пора домой. – Дэвид поднялся. – Мы тебя отведем.
Элли убеждается, что на нас никто не смотрит, и одним глотком разбирается с бренди, вздрогнув при этом.
– И чего только я для тебя не сделаю! – выдыхает она.
Я вполне одобряю и ценю ее жест – грубо и неприлично оставить что-то на столе нетронутым.
Рон машет мне, замечая, что мы направляемся к выходу. Парни у автомата умолкают и склоняют голову, когда я прохожу мимо. Чувствую себя королевой Викторией, тоскующей по принцу Альберту.
Мы все моргаем, выйдя на неяркий летний солнечный свет, и Дэвид подхватывает меня под локоть, когда я чуть не шагаю на мостовую.
– Крепкие напитки, однако, – бормочет он. – Но ты справилась.
– Спасибо, – отвечаю я, слегка ошеломленная и слезливая.