– А у тебя больше нет родственников кроме Арти и… сестры? – спросил он меня.
– У меня и сестры-то нет, – вздохнула я. – Впрочем, по сути, никогда и не было. Если бы не Джозеф, она со спокойным сердцем сдала бы меня в приют после смерти папы.
– Джозеф?
– Её бывший муж. Он славный, но… понимаешь, он мягкий, а Изольда… Ты сам видел. Их брак был определённо заключён не на небесах. Он хотел уйти от неё, развестись, а Изольда почему-то этого не хотела. Я никогда этого не понимала, она же не любила Джозефа, постоянно закатывала ему скандалы, обзывала тюфяком, да там много чего было. В общем, когда папа и Глория погибли, Джозеф был единственным, кто навещал меня в больнице, ни Изольда, ни тётя Сэнди ни разу не пришли, не позвонили. И когда меня выписали, он привёз меня домой, а Иззи уже туда переехала и стала кричать, что это её дом, а я могу отправляться в приют, потому что она не собирается вешать на себя такую обузу.
– Переехала? – уточнил Кристиан.
– Да, – вздохнула я. – Просто так получилось… В общем, когда родители развелись, то папа ушёл к Глории, мы с мамой остались дома, а Иззи уже была замужем за Джозефом, и они жили отдельно. А когда мама… когда её не стало, то папа вернулся домой с Глорией. Это ведь был его дом.
– Тяжело тебе было, – это не прозвучало вопросом.
– Сначала да. Конечно, я её заранее возненавидела, а как иначе? Разлучница же, так её мама и Иззи называли, хотя теперь-то я понимаю, что не она разбила семью родителей, они сделали это сами, задолго до того, как папа её встретил. Но знаешь, даже не понимаю, как это произошло, но постепенно я поняла, что не могу её ненавидеть. Я любила маму, но в последнее время они с папой постоянно скандалили. Каждый день. Он только приходил с работы, а она сразу же находила, к чему придраться, и этот постоянный крик… И папа всегда был такой мрачный. А с Глорией он улыбался. Я его в детстве таким помнила – весёлым, счастливым, а потом только угрюмым, молчаливым. С Глорией он был счастлив. И она ему всегда улыбалась. И никогда не кричала, даже на меня, когда я заслуживала. Я поначалу ей устраивала… Сейчас самой стыдно. Но она никогда папе не жаловалась, никогда. И я поняла, что мне нравится жить в доме, где все улыбаются, и никто не кричит и не бьёт посуду, где люди разговаривают, а не молчат каждый в своём углу.
– То есть, у вас всё наладилось?
– Да. Когда я перестала быть обозлённым подростком, воюющим со всем миром, когда смирилась с тем, что мама ушла и не вернётся, а Глория в папиной жизни навсегда, когда поняла, что она не враг мне – всё наладилось. Думаю, продлись всё дольше – мы бы подружились по-настоящему, оглядываясь назад, я понимаю, что она была очень хорошим человеком.