– Эндрю – отец Роджера. А входя в нашу семью, жёны наших сыновей становятся нашими дочерями. Именно так мы к ним и относимся. А учитывая, что Каро – смертная…
– То она не просто для него дочь, она для него – ребёнок, верно?
– Да. И сейчас ты видела перед собой отца, держащего на руках свою раненную малышку.
– Понятно. Знаешь, мне так нравятся ваше отношение к семье. У людей такое – редкость.
– Семейные узы очень важны для нас. Может потому, что только внутри семьи мы можем быть самими собой, не пряча свою сущность. Мы отгорожены от всего мира, закрыты. Тем важнее для нас наши родственники. И те, кто ими становится.
– Подожди! – тут до меня дошло ещё кое-что. – Ты сказал, что Эндрю – отец Роджера? Но я думала, что Роджер – твой брат.
– С чего ты так решила?
– Ну, Вэнди называет тебя «дядя Гейб». Что я ещё должна была подумать?
– Ах, вот в чём дело! Нет, Миранда, на самом деле я совсем не дядя Гвенни. Я даже не дядя Роджера.
Он сделал паузу, хитро улыбаясь. Вредина!
– Ну! – не выдержала я. – И кому тогда ты дядя?
– Из тех, кого ты знаешь – никому. Разве что Нику, но формально вы с ним ещё не знакомы. У нас довольно разветвлённое фамильное древо, спасибо моему папаше, если хочешь, я тебе его покажу, когда вернёмся. Но чтобы тебя ещё больше не путать, скажу, что и Эндрю, и Роджер, и Гвенни со Стивеном – прямые потомки Ричарда. Три последних поколения потомков из имеющихся у него восьми. И, предупреждая твой следующий вопрос – Питер и Энтони, тот, что остался на улице, тоже его потомки. Сама потом посмотришь на схеме, кто кому и кем приходится. Но это не случайный выбор. Желающих отправиться на выручку Каро было много, но у ближайших родственников Роджера было больше морального права отправиться на спасение своей названной дочери, сестры, племянницы… Ты, наверное, уже запуталась во всех моих родственниках, да?
– У меня фотографическая память! – гордо воскликнула я, но потом смущённо дёрнула плечом. – Вообще-то, есть маленько. Знаешь, это был очень насыщенный день. И ночь…
– Устала, девочка? – Гейб приобнял меня за плечи и уже привычно притиснул к своему боку. – Ничего, уже немного осталось, скоро будем дома.
– Но я всё равно не понимаю, почему Вэнди зовёт тебя «дядя Гейб», если ты ей не дядя.
– Думаешь «двоюродный-пра-пра-пра-пра-пра-пра-дедушка-Гейб» звучало бы лучше?
– Пожалуй, нет, – хихикнула я.
– Гвенни ещё маленькая, вот и зовёт меня дядей. Все наши дети зовут всех взрослых родственников не по прямой – дядями или тётями. Так проще. Когда она вырастет, то «дядю» отбросит, будет звать меня просто по имени, как все остальные. Согласись, когда все мы, взрослые, выглядим ровесниками, несколько странно было бы звать друг друга «дядями»?