Все идет так, как вроде и надо быть. Колина боль понемногу проходила. Он собрался было писать жалобу, но потом понял, что жаловаться на всю организацию неправильно и бесполезно. Комсомольский билет он не отдал, хранил при себе и все надеялся, что с ним разберутся еще и поправят эту обидную, допущенную целой организацией ошибку...
К ночным сидениям в читалке прибавились лыжи. К ним приохотила нас московская зима.
Витю Ласточкина выбрали в вузком комсомола, и он теперь частенько засиживался на заседаниях.
Юдин ввел нас в литературный кружок, которым руководил настоящий писатель первой величины. Коля боготворил этого человека с выпуклыми прозрачными глазами. Он даже купил трубку, почти такую же, как у писателя, но закуривал ее дома, в общежитии. Курил на своей продавленной кровати трубку и мечтал когда-нибудь прочитать этому писателю свою поэму о красном комиссаре.
Сегодня выступали поэты. Тут были и наши знаменитости и гости из другого института. Читали по кругу. Все поэты были какие-то особенные каждый со своим жестом, со своей манерой читать стихи.
Вот сидит в черной кожаной куртке и с черными, чуть косящими глазами, совсем еще мальчишка, но с каким-то не мальчишеским взглядом. Он только что отчитал свои железные строчки и сидит еще не остывший от возбуждения. А вокруг уже повторяют его слова, написанные, может быть, этой ночью.
Но мы еще дойдем до Ганга!
Но мы еще умрем в боях!
Потом встает... Мы сразу его узнали, хотя сейчас, зимой, он и одет был и выглядел по-другому. Михаил Галанза!
Красный шарф, как пламя, закинут за спину, на голове не то кепка, не то шлем с кнопками и застежками. Мы видим его вполоборота, скошенный взгляд и выступающий вперед крепкий подбородок.
...Железные путы
человек сшибает
с земшара грудью!
Только советская нация будет!
И только советской расы люди!
Поэты читают по кругу. А мы вслед за ними повторяем слова, будто свои, будто нами самими сказанные.
Чуть брезжил свет в разбитых окнах,
Вставал заношенный до дыр.
Как сруб, глухой и душный мир,
Который был отцами проклят,
А нами перевернут был...
А вот большеглазый, смотрит на нас огромными своими глазами, не мигая.
Мир яблоком, созревшим на оконце,
Казался нам...
На выпуклых боках
Где Родина - там красный цвет от солнца,
А остальное - зелено пока.
Они все читают, читают уже по второму кругу. Опять этот черный бросает в аудиторию свои железные строчки:
Косым,
стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
на землю падает гроза.
После грозы в мире наступает снова тишина.