— Дмитрий Юрьевич сказал, что сегодня будет занят. Другой информацией я не располагаю.
Я мысленно поаплодировала Вике, когда она выдала эту тираду. И мысленно же поставила ей несколько баллов, когда секретарь добавила:
— Но вы можете записаться к нему на прием.
И уставилась на невесту Терлецкого с самым любезным видом.
Алла же стиснула зубы, окинула меня уничижительным взглядом (в котором так и читалось, что я толстуха, которая ей и в подметки не годится, но которая попала в поле ее зрения), и, процокав каблуками, отправилась на выход.
А я вдруг поняла, что хочу сейчас только одного. Стать если не копией невесты Терлецкого, то хотя бы на несколько килограммов меньше. Чтобы не выглядеть ни для таких, как Алла, ни для самого шефа неповоротливой коровой. И дело было за малым — взять себя в руки и начать худеть. А уж потом и я смогу собой гордиться, и мой сын. И последний фактор был во многом определяющим, чем я и собиралась руководствоваться в самое ближайшее время.
— Димочка, Рома такой славный малыш, — закинула мама удочку, когда гости ушли, а я мирно выпивал в своем кабинете.
Ну как — мирно… всего лишь пара перебитых со злости бутылок.
Бл*дь, ну надо же маме было выскочить с этими трусами в коридор! Не знаю почему, но мне страшно не нравилась мысль, что Беляшкина видела этот морковный ужас. Наверно, потому что подчиненным не следовало смотреть на белье своего босса!
Хотя Оксана, конечно, не просто подчиненная. Она весьма вероятно мать моего ребенка.
Запустив пятерню в волосы, я растрепал уложенную прическу. Кошмар какой-то! Надо было давно выкинуть эти трусы ко всем херам! Подарок Аллы, между прочим. Причем весьма злоумышленный. Она всегда умудрялась дарить мне такие трусы, что я подозревал — это своего рода пояс верности. Потому что стоило бы только перед кем-то снять штаны и выставить напоказ свои морковки — дело кончилось бы не сексом, а смехопанорамой.
И, в общем-то, трусы эти я никогда и не носил. Но мама такая мама! Вечно, как приедет — начинает перестирывать все мои вещи! Будто сам я со стиральной машиной не справляюсь!
Бл*, и чего я так бешусь вообще? В конце концов перед Беляшкиной мне больше штаны не снимать. Хватило и одного раза для решающего гола в эти то ли девственные, то ли не очень, ворота.
— Мама, — сказал я, даже не думая вестись на провокацию касательно славных малышей. — Запомни, пожалуйста, что мне не пять лет, а все тридцать пять! И у меня не трусишки, а самые, что ни на есть, трусы!