— Вот этим и пользуется начальство школы, — объяснила Изабелла Богдановна. — Поскольку выпуск курсантов проводится по мере их готовности, то многие задерживаются в школе до бесконечности долго...
И тут Евгеньев тоже не выдержал. Словно разорвав какие-то сковывающие его путы, он произнес с неожиданным жаром:
— Беда не в том, что эти господа сами засиживаются в школе бессовестно долго... Ведь из-за ограниченного количества летательных аппаратов мы можем принимать на обучение весьма малое число курсантов, и, стало быть, эти господа мешают подготовке других, дельных летчиков, столь нужных фронту... На Западе, у французов, англичан да и у германцев тоже, ежегодно готовятся сотни летчиков. Все больше расширяется сфера деятельности авиации, она уже не ограничивается простым наблюдением за противником, разведкой тылов и связью, а чаще применяется для поддержки войск с воздуха, бомбометания по важным объектам на фронте и по узлам железных и шоссейных дорог в тылу, преграждения подхода резервов противника... А мы отстаем, снова отстаем от них!
— Ну теперь я, кажется, могу сам сказать, в чем заключалось ваше «геройство», — произнес Мясников серьезно. — Вы предложили начальству отчислить этих господ и принять новых курсантов. Так?
Евгеньев молча кивнул.
— И тем навлекли на себя недовольство?
— Да еще в какой форме! — ответил Евгеньев, насупив брови. — Меня пригласил к себе начальник школы и, постукивая костяшками пальцев по списку, который я ему представил, произнес: «А вы, оказывается, лишены дворянской чести, поручик... Посмотрите только, какие фамилии вы хладнокровно начертали собственноручно на этой бумажке — цвет русского дворянства! Вы предлагаете направить их, не завершивших обучения, на фронт, то есть на убой!» Понимаете, Александр Федорович, — Евгеньев и сам не заметил, что обращается к собеседнику, как к давно знакомому человеку, — ведь я из мелкопоместной, «служилой» семьи. Из поколения в поколение в нашем роду сыновья шли служить в армию и полагали, что в этом и заключается дворянская честь. А теперь выходит, что мое предложение, чтобы эти господа перестали бить баклуши в тылу и пошли на фронт воевать, противоречит «дворянской чести». Вы знаете, после этого я начал думать, что России — конец...
— Ну, России вы зря торопитесь предрекать конец, — повел плечами Мясников. — А вот ваша... авария в воздухе? Она как-нибудь связана с этой историей?
Евгеньев не ответил и снова испуганно-просяще посмотрел на жену, словно призывая ее к молчанию. Но Изабелла Богдановна теперь тем более не хотела молчать, поэтому произнесла жестко: