— Там у них что-то стряслось, — тихо проговорил сидящий рядом Щукин, не отрывая взгляда от сцены.
— Да, мечутся, как бараны... — ответил Мясников, пытаясь догадаться, в чем дело.
— Я выйду разузнаю, — быстро сказал Щукин и начал пробираться к выходу.
Он не возвращался целых четверть часа, а когда наконец появился, то озабоченно зашептал:
— Все эсеры во главе с Черновым заперлись в одной из комнат и о чем-то совещаются. Туда к ним то и дело входят и выходят посыльные из штаба. Но в чем дело, так и не сумел выяснить, так как меня туда не пустили.
— Из штаба, говоришь? — озабоченно спросил Мясников. — Значит, случилось нечто важное. Или на фронте, или там, в Питере...
— Да, похоже, что так.
В зале уже нетерпеливо хлопали в ладоши и топали ногами, когда наконец из-за кулис гурьбой вышли члены президиума и начали рассаживаться за покрытым зеленым сукном длинным столом. Вид у них был явно встревоженный и даже удрученный. И снова Мясников заметил, что Чернов и остальные эсеры смотрят на него с ненавистью и страхом. «Что за черт, — подумал он, — ведь не из-за моей же вчерашней речи они испепеляют меня взглядами?»
Едва члены президиума расселись по местам, как Злобин поднялся и, трагическим голосом призвав к тишине, дал слово Чернову для внеочередного заявления.
В зале, видимо, тоже почувствовали, что произошло нечто из ряда -вон выходящее, так как вопреки обыкновению тишина установилась мгновенно. И в этой глубокой, настороженной тишине раздался рыдающий голос Чернова:
— Граждане делегаты!.. Братья-солдаты!.. Час тому назад из Петрограда получена удручающая, страшная весть... Одна из российских партий, а именно большевистская партия Ленина, презрев интересы громадного большинства народа и преследуя узкоэгоистические цели... вчера ночью подняла мятеж, чтобы захватить власть...
При этих словах Мясников вскочил на ноги. Но делегаты, словно загипнотизированные, продолжали сидеть на своих местах, боясь пропустить хоть одно слово. Чернов, гневно сверкая глазами на Мясникова, продолжал окрепшим голосом:
— Но если даже эти сведения соответствуют действительности, если даже этой презренной кучке заговорщиков удалось в самом деле арестовать правительство, представляющее живые силы народа, то все равно они долго не продержатся у власти...
В ушах Мясникова стоял какой-то шум, но он шел не извне, а откуда-то изнутри. «Началось?.. Неужто началось?.. Ну да, там уже началось то, о чем мы так долго мечтали, говорили, во что верили, к чему готовились и все же не совсем точно представляли, когда и как оно произойдет. А оно уже произошло — самое важное событие в истории России, быть может даже человечества... И похоже, что началось хорошо. Хотя и не так, как мы думали, потому что ведь мы тоже должны были в этом участвовать... Должны были послать туда войска, а перед этим сначала взять фронт в свои руки... Значит, обошлись без нас, без нашей помощи? Что же теперь нам делать? Конечно, надо и нам начать действовать. Да, только вот что-то мешает собраться с мыслями, что именно? Ах да, этот гривастый болтун... Он вроде бы даже грозится кулаком. И кажется, теперь на меня смотрит весь зал... Ну да, они ждут, что я скажу, как отвечу на эти визгливые выкрики».