, использованную нашим писателем Мурацаном в его повести. Никогда не думал я, что дочь моя окажется тоже вороной, которая, польстившись на такую падаль, как «офицер-дворянин, летчик из Гатчинской школы авиаторов», забудет о своем высоком патриотическом долге...»
Этот упрек особенно огорчил Изабеллу, так как она согласилась выйти замуж за Евгеньева отнюдь не потому, что соблазнилась его дворянским происхождением или близостью к аристократическим кругам гатчинских офицеров. Она была не из тех провинциальных дурочек, которых так привлекает положение в обществе.
Изабелла Богдановна приехала учиться в Петербург перед самой войной. Будучи от природы общительной и веселой девушкой, она быстро подружилась со многими курсистками. Потом появились и друзья-кавказцы из студентов Петербургского университета, Технологического института и других учебных заведений.
Когда началась война, курсистки-медички пошли на санитарную службу в военные госпитали. Их примеру последовали многие представительницы буржуазных, а то и аристократических кругов Петербурга. Большинством из них руководил искренний порыв облегчить страдания раненых фронтовиков. Другим же благородная и строгая одежда сестры милосердия служила лишь рекламой их патриотических чувств.
Но так или иначе, Изабелла Богдановна попала в круг новых для нее лиц. Ее начали приглашать в аристократические салоны и на собрания молодых людей — штатских и офицеров, где увлекались символистами и акмеистами, пели душещипательные романсы, сегодня произносили ура-патриотические речи о победе русского оружия, а завтра с циничной усмешкой рассказывали ужасающие истории о царском дворе, о немке-царице и Гришке Распутине, о слабоумии и слабоволии самого царя и о бездарности и продажности членов правительства — истории, из которых следовало, что при таких порядках война неминуемо будет проиграна...
В этих салонах царила атмосфера скоротечных влюбленностей и ухаживаний. Кое-кто из офицеров-гвардейцев и летчиков Гатчинской авиационной школы начал волочиться за нею. Один из летчиков, поручик Евгеньев, в отличие от остальных, по-видимому, серьезно увлекся ею. Он не делал никаких попыток к сближению, а, сидя где-нибудь в углу, неотрывно смотрел на Изабеллу Богдановну, когда та пела под аккомпанемент гитары русские или цыганские романсы или просто разговаривала с кем-либо. Глядел с молчаливым обожанием, но сразу испуганно отводил глаза, если она случайно обращала взгляд в его сторону. Однажды, наслушавшись «сладостно-дурманящих» стихов акмеистов, Изабелла решилась прочесть им стихи Аветика Исаакяна из только что вышедшего в свет сборника «Поэзия Армении»: