— Доброго же мне охотника послал Лес, — протянул Пий, нащупав угощение и погладив чешую. — Я обычно не обижаю тех, у кого есть глаза. Ем растенья, орехи и ягоды, и то, что мне дадут селяне. Но, тут уж ничего не поделаешь. Вспомнить бы, как её разделывать…
Пока Пий думал, искал хоть какое-то подобие ножа и сооружал угли для своего настоящего ужина, Ярр гонялся за ночными бабочками и оводами, заглядывал под лежачие камни и запихивал в себя улиток.
— Хорошо тут, — сказал Пий, вдыхая аромат пекущейся на углях рыбы.
Ярр ответил ему довольным шипением, он развалился на пятне песка, около спуска к речке, пузом вверх, успокоился совсем и лишь изредка поглядывал в сторону, куда его тащила неведомая.
— Так ты человек? — спросил Пий, обжигаясь и пальцами отковыривая чешую. — Или лесной дух, что прикидывается человеком?
Ярр бы и хотел ответить, но с его губ сорвалось только шипение. Пий разворошил остатки костра старым ржавым мечом, смёл догоревшие угли в одну кучку, воткнул меч в землю.
— Неважно, — Пий снова улыбнулся и зарыл рыбу в угли. Потянуло приятным запахом. — Последний раз я ел рыбу… дай подумать, в детстве. Меня вырастили у моря. У морских рыб, кстати, другой запах. А твой запах мне не знаком.
Ярр прошкворчал что-то в ответ и снова попытался устроиться поудобнее. Тревожное чувство у него внутри нарастало, шёпот неясных голосов умолял его оставить это место и продолжить путь. То тут, то там на теле появился зуд и он снова стал царапать кожу когтями, чтобы он прекратился.
— Вижу мечешься ты, — произнёс изменившимся голосом Пий и Ярр почувствовал на себе его пристальный взгляд, но не такой взгляд, каким смотрят обычные люди. — Ты пахнешь смертью, но в то же время, ты не её вестник, а её жертва. Тебе якорь тебе нужен. Как кораблю, которого или на скалы бросит или в море открытое унесёт. Понимаешь меня, мой друг?
Вместо Ярра ответил его желудок. Изошёлся трелью и булькающими звуками и скрутил его болями. Ярр выдохнул и скрутился в клубок.
Пальцы его сжались, вырвали комья земли. Он почувствовал как сознание его словно ударилось о стену и упало куда-то к ногам. Перед глазами всё расстроилась и начало темнеть. Он услышал свой рык, стук сердца монаха, едва уловимый запах его тела и крови, просачивающийся через поры.
И голод. Такой неуёмный, что кроме него не оставалось ничего.
Валашка встретила их недружелюбными взглядами и суровыми лицами людей, живущих тяжёлой жизнью в уединении и непривыкших принимать гостей. Центральная деревня насчитывала с сотню домов, раскиданных в холмистой и неровной низине. Посреди кривоватых дворов, пасущегося чумазого скота и извилистых тропинок, то тут, то там попадались торчащие из земли обрубленные пни и корневища илушника — противного колючего дерева, которое легко росло даже на дне рек и болот и от которого было не так то просто избавиться. Вдалеке, на самом высоком холме, «красовался» так и недостроенный «родовой замок», или скорее острог из необработанного и уже почерневшего бруса.