Менталист. Эмансипация (Еслер) - страница 38

В ногах горел костёр. Справа и слева сидели два мужчины, один — хорошо сохранившийся старик, полностью седой, глаза два белых бельма. Второй не менее интересный, с выбритым ирокезом и густой бородой. По бокам начиная с усов, вплетены два звериных клыка, сама борода заплетена в густую косу, примерно до груди.

Мужчины не казались массивными, скорее чуть выше среднего, точнее оценить в сидячем положении сложно. Но чувствовалась в них какая-то основательность.

Если бы против них вышел мой видавший виды телохранитель, я бы не поставил на него. Хоть и искренне уважаю Александра, а от одного его взгляда инстинктивно передёргиваюсь.

У ветеранов, что составляли нашу с отцом дружину, чувствовался какой-то стержень. Надломленный стержень. Эти люди видели войну, они стали её частью, они вернулись на родину, целыми, как могло показаться. Но смотря на них, чувствуешь, что каждый рад бы был остаться там, под завалами в очередном конфликте.

Приехать домой в гробу, чтобы оправдать чужие ожидания.

Ожидания тех, кто больше никогда не увидит их товарищей.

Эти мужики смотрели насмешливо. От них исходила чудовищная угроза, они, наоборот, внешне выглядели сломанными. Эти дурацкие клыки и ирокез, слепые глаза. Ты совершишь ошибку, если пойдёшь против этих с виду безобидных людей. Они ведут себя, как хищники.

У костра сидела женщина. Довольно старая, прямо как псевдо-слепой старик. В то, что его глаза не видят я верил. Но не думаю, что они ему нужны, чтобы убивать.

Прямая словно стрела, в старой форме Имперских гвардов, местами заштопанной и потёртой, как и она сама. Пучок волос на затылке был сильно стянут, казалось, только он держит на её лице заинтересованное выражение.

— Значит ты скоро нас покинешь смычок. Что ж, любопытно. — голос её был молод, но какие-то непонятные нотки в нём настораживали. — У нас мало времени. Приготовься смычок…

Женщина говорила и говорила, а слова необычайно легко ложились мне в память. Суть заключалась в том, что у них не так много времени, чтобы рассказывать мне всё. Лиз, как называли говорившую спутники, приложила мне к вискам ладони.

Зрение стало размытым, словно я выпил слишком много. Веки грозились закрыться, но моя воля и чувство любопытства не давали им этого сделать.

Что бы не делали со мной, я не чувствовал враждебных намерений. В ментале появлялась ирония, скептицизм, нетерпение, надежда…?

Для меня прошла вечность, но, когда меня отпустило, сидящие по обе стороны от меня воины даже не поменяли положения. Либо тут сказалась бешеная выдержка, либо я просто потерял счёт времени.