– Лучше бы тебе полюбить кого– нибудь другого, – искренне сказала я.
Она отвернулась. И сказала с неожиданно взрослой горечью:
– Вы так говорите, Энн... Вы– то сами любили когда– нибудь?
– Да, – помолчав, сказала я. – Да, любила...
Девочка развернулась ко мне всем телом, внимательно посмотрела в глаза. Спросила с вызовом:
– И как?
– Больно, – честно призналась я, отводя взгляд. – Ладно... пошли обратно... Давай, соберём это всё, и пойдём. Пока не стемнело. В потёмках ноги себе переломаем как пить дать.
Обратный путь тянулся в невесёлом молчании. Шипел океан, налегая на каменистый берег. Лёгкий бриз ласково трогал щёки, волосы. Гнал на камни небольшую волну. 'Свирр, свирр, свирр', – пели на разные лады какие– то насекомые, прятавшиеся в камнях.
Кит всё же остерёгся уходить с острова в одиночку. Он сидел на причале возле лодок, спиной к набережной. Он не обернулся на звук наших шагов.
– Иди к нему, – сказала я, подталкивая Ляську в спину. – Иди... я буду в доме, на втором этаже. Надумаете до утра остаться, приходите.
Я поднялась на террасу. Долго стояла, положив руки на перила, смотрела в небо, на звёзды, проступающие сквозь сиренево– лиловые краски заката.
Да, я любила. Память заботливо отряхнула обёртку с имени и лица. Артём Севин, оперативник Альфа– Геспина. Моё недолгое счастье... Я не могла понять логики этого человека. Все его дальнейшие поступки вызывали оторопь, каждая наша случайная – случайная ли? – встреча останавливала сердце. Моё. У него самого никакого сердца не было и в помине. Так, биологический насос, гоняющий кровь по телу...
Но мы были счастливы, по– настоящему счастливы вместе какое– то время.
И я не всё ещё успела забыть....
***
Утро привело с собой серый туман, съевший пространство. Исчез океан, исчезла набережная, пропало небо. Поблекли краски, размывшись в неяркую пастель. Неподвижными островами высились среди серого безвременья кроны деревьев нижнего парка.
Кит тешил своё упрямство: демонстративно остался ночевать на набережной, прямо в лодке. Упрямый, упёртый до края, как сказала бы Ванесса. Вольному воля, я ему не мать. Не брать же засранца за ухо, в самом– то деле.
Ляська устала от него ещё ночью. Утром я нашла её на софе, в холле. Она спала, свернувшись в клубок, как зверёк. Я осторожно укрыла её пледом и пошла в кухонный блок, приготовить себе кофе.
Кофе я любила, жаль только, не всегда удавалось найти именно такой, какого просила душа; Океания не была исключением. Лучший кофе остался на GVS* локали Ратеене. Я там проходила интернатуру. Замечательное было время. И так вот выйдешь после напряжённого операционного дня, возьмёшь чашечку кофе в автомате, – жизнь хороша! Гурман, конечно, наморщит нос: всей обитаемой Вселенной известно, что лучший кофе выращивают в пространстве Новой России. И не в больничных автоматах его искать. Но мне тогда было всего семнадцать...