Они с восторгом смотрели на сверкающую кабину «Востока», которая казалась им верхом технического совершенства.
— Ну, кто хочет посидеть в корабле? — с улыбкой спросил Королев.
— Разрешите мне, — сказал тогда он и неизвестно зачем наклонился, расшнуровывая и сбрасывая ботинки. Казалось кощунственным лезть в эту стерильную чистоту в пыльных ботинках. Он так и сидел в кресле пилота в носках, жадно вдыхая запах металла и технического лака, еще не зная, что ему предстоит стать первым человеком, который в этой кабине унесется в космическое пространство.
Уже потом, когда к кораблю привыкли, когда осталось шесть кандидатов на полет, зимой шестьдесят первого года они сдавали экзамен, которым проверяюсь их умение управлять кораблем. Генерал Каманин приказал:
— Старший лейтенант Гагарин!
— Старший лейтенант Гагарин к ответу готов! — бодро отрапортовал он.
— Займите свое место в тренажере, — приказал Каманин. — Задание — нормальный одновитковый полет.
Он был готов и тогда, в раннее апрельское утро на старте, когда Королев прямо спросил его:
— Волнуешься, Юрий?
— Конечно волнуюсь, — пожал плечами старший лейтенант, которому через несколько часов предстояло приземлиться майором. — Все-таки первый раз!
Они стояли чуть в стороне. Рядом одевали дублера — Германа Титова. Жора Петрушин помог Титову справиться с громоздким скафандром, хлопнул его по плечу и что-то шутливо сказал. Гагарин вспомнил, как вечером прошедшего дня пошутил Королев, сказав, что лет через пять в космос будут летать по профсоюзным путевкам, и насмешливо фыркнул.
— Смеешься? — сказал Королев. — Это хорошо. А я вот тоже волнуюсь. Звездную эру открываем, дружочек!
В девять часов семь минут по московскому времени Гагарин крикнул:
— Поехали!
Крикнул неожиданно для себя, такой его вдруг охватил восторг, что он не выдержал и схулиганил. Исполнялась его мечта — он летел в космос, летел первым, он радовался этому, как радуется вернувшийся в небо после тяжелой болезни летчик. Рев двигателей показал, что до взлета остаются секунды. И он закричал. Не для того, чтобы произнести какое-то историческое слово, об этом он тогда просто не думал. Просто радость и волнение, переполнявшие его тогда, потребовали немедленного выхода.
Странно, но сейчас он не испытывал волнения. Наверное, перегорел.