— Конечно, сынок, — тихо, но радостно и торопливо зажурчал надо мной голос женщины.
Это было настолько неожиданно, но при этом моё тело среагировало однозначной радостью, счастьем и тоской. Радость и счастье были вызваны чем-то мне незнакомым, а вот тоска была уже определенно моей, ведь моя мать умерла уже очень давно. Но это не помешало мне присосаться к кружке, что приставили к моим губам, и по глотке потекла прохладная и очень вкусная вода.
Но не успел я даже как следует напиться, как от переполняющих чувств меня накрыло с головой. И я вспомнил. Вспомнил, как от удара машины моё тело со свернутой шеей отлетело метров на десять, с такими ранами не живут, это точно. Но не это было важно, а важны были воспоминания некоего А’Кана де Шена.
Этот самый де Шен, чье тело оказывается я занял, был мальчиком двенадцати лет отроду. Теперь понятно, почему та женщина, которая на поверку оказалась его, моей, нашей матерью, показалась мне несколько больше обычного. Так вот маленький Кан, как просто звала его мать, родился в семье потомственного барона. Его род давно обнищал, а если быть точнее, то никогда и не был богат, но сейчас было совсем плохо, и последняя надежда была на нем. Вернее, на проснувшемся в нем слабом магическом даре.
Но он был настолько слаб, что его родные, а именно отец и дед, достали откуда-то эликсир, который должен был помочь ему развить дар. Но как обычно и бывает, в стараниях своих они переборщили, и мальчик умер. Вернее, умер его дух, который сдался под напором тех мучений и страданий, что излились на него за два дня. Каким же образом мой дух, который отлетел от моего изломанного тела оказался тут, совершенно не понятно.
Все это я осознал буквально за мгновение. Но в моё сознание продолжала вливаться информация. Информации было не так чтобы много, я за свою жизнь видел во много раз больше. Но информация была очень важна. Тут было все, от начала осознания молодого барона, до момента его гибели. Знание языка и память о прожитой жизни.
От случившегося я впал в ступор, из-за чего вода, которая продолжала литься мне в рот, попала не в то горло, и я закашлялся. Судорожный кашель выгнул меня дугой, но на помощь пришла мать и подержав моё, сильно исхудавшее за эти два дня тело, помогла прокашляться.
Информация, которая пронеслась в моём сознании, не была сторонней, это было частью тела и стало частью меня. Так что женщина, что сейчас аккуратно укладывала меня обратно на постель, теперь уже определенно была моей матерью. Чему я, а именно дух или сознание, кому как больше нравится, столетнего старика, был несказанно рад. Вот никак я не ожидал, что, разменяв вторую сотню лет, обрету мать.