. Наиболее влиятельными среди них были шейхи мечети и университета аль-Азхар в Каире — одного из старейших богословских центров мусульманского мира. Улама являлись посредниками между египетским населением и его политической верхушкой — мамлюками и османами — этнически чуждыми жителям страны, а также авторитетной стороной в разрешении конфликтов между последними. Самые уважаемые улама заседали в диване — характерном для Османской империи законосовещательном органе, представляющем собой собрание вельмож при правителе с исполнительными, судебными и законодательными функциями. Хотя улама были связаны самым тесным образом с военно-политической элитой Египта, тем не менее, они не входили в бюрократический аппарат страны, выступая именно как духовные лидеры.
Пока мамлюки исправно посылали часть доходов Египта в Стамбул, в столице Османского государства предпочитали закрывать глаза на их самоуправство. Но во второй половине XVIII в. шейх аль-баляд Али-бей аль-Кабир (1728–1773) предпринял неудачную попытку прекратить выплату дани и даже объявил себя независимым от Порты правителем, объединив свои силы с еще одним ярким представителем провинциальной элиты — пашой Сайды Дахиром аль-Умаром (ум. 1775). Эта попытка окончилась неудачей и гибелью Али-бея. Сменивший его на посту шейх аль-баляда Мухаммад Абу-з-Захаб (1735–1755) предпочел вновь наладить отношения со Стамбулом.
В последней трети XVIII в. мамлюки погрязли в междоусобицах. Усилилось также их противостояние с центральной властью, которая в 1786 г. даже отправила военную экспедицию для их усмирения. Однако османы лишь ненадолго смогли поставить Египет под свой контроль. Накануне вторжения Бонапарта в Египет реальная власть там принадлежала двум наиболее влиятельным предводителям мамлюков Ибрагим-бею (1735–1817) и Мурад-бею (1750–1801): первый занимал пост шейх аль-баляда, второй — престижный пост амир аль-хаджа — предводителя каравана паломников. Их правление было ознаменовано злоупотреблениями и произволом по отношению к жителям Египта и иностранцам, и именно последнее обстоятельство было использовано Бонапартом как повод для вторжения в страну.
Мысль о покорении столь важного стратегического пункта в Средиземноморье, находящегося на пресечении важных торговых путей, столь богатого природными ресурсами края, как Египет, посещала европейские интеллектуальные круги задолго до Французской революции. Так, немецкий философ Г. Ф. Лейбниц предоставил проект по завоеванию страны пирамид французскому королю Людовику XIV еще в 70-е годы XVII в. Однако тогда французская дипломатия еще не рассматривала всерьез столь дерзкий и вероломный шаг — покуситься на одну из богатейших провинций османского султана, традиционного союзника Франции.