Теоретически, персональный нейропроектор, для простоты именуемый «смартом», обеспечивал доступ к любой информации, имеющейся в сети. Могло также статься, что это оказывался не простенький бытовой, а, допустим, продвинутый армейский, инженерный или научный модуль — и тогда в нем поселялся ограниченный, но сообразительный ИИ. Подобный девайс становился способен присоветовать пользователю те или иные решения, в зависимости от сложности поставленных задач. Недаром у русских вместо «смарта» более распространено оказалось словечко «бес» — от БЭС, «Беспроводная Эвристическая Система». Правда, это прозвище вызывало возмущение у представителей православной церкви — чисто номинальное, естественно.
По факту же уровень доступа всегда зависел от статуса пользователя. Смарт могли украсть, могли подделать идентификаторы, но подменить человека, владеющего устройством, не вышло бы. А все входящие и исходящие пакеты данных шифровались уникальным ключом, завязанным именно на ДНК носителя. Хотя, конечно, существовали способы взлома даже такой защиты.
И не вызывало удивления, что заместитель главы Четвертого комитета ГА ООН мог выудить из сети такие вещи, о которых рядовому пользователю не только не полагалось, но и в целом не рекомендовалось любопытствовать. Ведь «меньше знаешь — крепче спишь». «Во многие знания многие печали». «Quod licet Jovi, non licet bovi». Эти простые истины со временем не менялись.
А вот если упомянутому замглавы в доступе к некоей информации отказывали — тут действительно стоило насторожиться. И на всякий случай немножко попаниковать. Слегка; исключительно для поддержания остроты мироощущения.
Господин Оосава не паниковал. Он выглядел злым, веселым и сосредоточенным. Саймон, шедший за ним чуть сбоку, поймал себя на мысли, что прикидывает маневры ухода во фланг для перекрытия секторов обстрела. Ощущение было интересным.
Но пострелять, а также помахать кулаками, подрать глотку и потыкать в оппонентов обидными жестами им оказалось не суждено. В открывшемся за массивными, укрепленными дверями зале архива — полутемном, дышавшим прохладной сушью — отважных борцов за историческую правду встретил руководитель отдела. Он же практически единственный человекообразный сотрудник. И бить его выходило как-то не с руки.
Складывалось впечатление, что Ицхак Шмуэль, достойный сын славного народа, разменял уже не первую сотню лет, а как минимум третью. Тело маленького, щуплого архивиста, гордо уставившего на вошедших свой выдающийся во всех смыслах нос, представляло собой мозаику из относительно живой плоти и искусно подобранных имплантов, протезов и дополнительных эффекторов. Сам он кутался в некую бесформенную хламиду, давно утратившую товарный вид и накидываемую на плечи исключительно в силу привычки. Над лысой, пятнистой головой ревнителя музы Клио флегматично порхала парочка дронов, зачем-то выполненных в форме человеческих черепов. Видимо, специфический архивный юмор, подумал Саймон.