— Вскоре мой полк перевели на Ямайку, где он находится и теперь, продолжал Деннис, — и меня уже должны были назначить полковым врачом. Но жена и слышать не хотела об отъезде и объявила, что разлука с матерью разобьет ей сердце. Вот я и вышел в отставку на половинное жалованье и снял этот домик; а ежели бы случилась мне практика, — ведь моя фамилия значится на дощечке у входа, — так я готов принять любого пациента. Но один пациент приходил как раз тогда, когда я вывозил жену кататься в фаэтоне, а другой, объявившийся как-то ночью, с разбитой головой, был нищим. Жена моя каждый год дарит меня ребенком, и у нас нет долгов; и, скажу вам по секрету, покуда в доме нет тещи, я счастлив и ни на что не жалуюсь.
— Стало быть, вы не ладите со старухой? — осведомился я.
— Не сказал бы, что лажу; да это было бы противно естеству, — ответил Деннис с кривой усмешкой. — Приезжая к нам, она все в доме переворачивает вверх дном. Когда она здесь, мне приходится спать в чулане. Она ни разу не выплатила Джемайме ее годового дохода, хоть и хвалится своими жертвами, как будто из-за дочери она разорилась; к тому же когда она здесь, на нас сваливается целая орда Молоев, со всеми чадами и домочадцами. Они все пожирают, как саранча, и мне от них уж и вовсе житья нет.
— А что, Молойвиль действительно такое прекрасное поместье, каким его расписывала вдова? — спросил я смеясь и с немалым любопытством.
— Да еще какое прекрасное! — воскликнул Деннис. — Дубовый парк в двести акров, какого вы сроду не видели, жаль только, что в нем вырубили все деревья. Молои утверждают, что лучше их сада не было в западной Ирландии; но они выломали все стекла из оранжерей, чтобы заменить разбитые в окнах дома, и винить-то Молоев, собственно, не за что. Чистый доход с аренды ферм три с половиной тысячи, только деньги эти поступают судебным исполнителям. Да есть еще другие долги, не обеспеченные закладными на землю.
— Выходит, что кузен вашей жены, Каслрей Молой, не унаследует большого состояния?
— О, этот человек не пропадет, — сказал Деннис. — Пока ему верят в долг, он не станет скряжничать. Я и сам имел глупость поставить свою фамилию на какой-то бумажонке для него; кредиторам не удалось его изловить в Мэйо; вот они и уцепились за меня здесь, в Кингстауне. Ну и дела пошли! Говорит же миссис Гам, что я разоряю ее семью! Я выплачивал долг из пенсии (ведь все мои деньги переведены на Джемайму); но Каслрей человек порядочный, он предложил мне любое удовлетворение. Можно ли требовать большего?
— Разумеется, нельзя; и вы по-прежнему с ним приятели?