– Хм!.. Чем же?
– Даже презирая, ты пытаешься понять нас – варваров, – по лицу Иуды скользнула усмешка. – Ты не любишь попусту лить кровь – полагаю, ты достаточно насмотрелся на нее в походах[66]. И еще ты умеешь отделять настоящие интересы Рима от сиюминутных настроений императора Тиберия[67].
– Это уж слишком! Что тебе может быть известно о кесаре? Как ты можешь судить?
– Имеющие уши слышат, игемон. А не глупые еще и понимают кое-что.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ты забыл – я не идумейский пастух, достаточно разбираюсь в… политике. Так у вас это называется?
– Да… Пожалуй, я сам напросился – знал, с кем имею дело. Ладно, закончим этот разговор. Признаю, мне приятны твои слова. Хотя дерзость переходит всякие границы.
– Извини, игемон. Другим быть не умею. Однако не за этим же ты звал меня к себе?
– Верно. Не за этим. Но что же ты стоишь? Присядь, – Пилат указал собеседнику на мраморную скамью.
– Ты настаиваешь, игемон?
– Что за вопрос? Сегодня ты мой гость, а не арестант на допросе.
– Рад слышать. Скажи, кстати, ты не жалел о том, что отпустил меня?
– Я никогда не жалею о сделанном. Хотя, – усмехнулся наместник, – если разговор наш продолжится в таком тоне, я, пожалуй, изменю свое мнение.
– Понятно, – засмеялся Иуда, вольготно располагаясь на скамье. – Тогда, игемон, расскажи мне, что наместнику Иудеи понадобилось от нищего бродяги и преступника, причем столь спешно, что он тратит вечер на беседу с ним.
Пилат встал, зашагал по комнате. Гость внимательно наблюдал за ним.
– Я хотел задать тебе несколько вопросов, Иуда. Точнее выражаясь, кое-что выспросить.
– Спрашивай, игемон. На что смогу – отвечу.
– Вот и хорошо.
Снова наступило молчание. Они смотрели друг на друга. Наместник вернулся в кресло.
– Что ж… Кстати, что скажешь об акведуке?
– О его проекте или о том, как мои соотечественники принимают его строительство?
– А ты что-нибудь смыслишь в архитектуре?
– Нет.
– Зачем тогда лишние слова?
– Да так, собираюсь с мыслями. Видишь ли, игемон, дело это, конечно, нужное – проблемы с водой в Иерусалиме были всегда. Но как, и особенно, на какие средства ты его строишь, не может нравиться иудеям.
– Что, готовится бунт?
– Вряд ли. Во-первых, Каиафа не допустит, ему это совершенно не нужно. Кроме того, ты уже показал, что можешь действовать жестко, как настоящий воин, и крови не боишься. Так что, если не будет какого-нибудь вопиющего повода, ничего не произойдет.
– Вот как! Какой же должен быть повод – новое изъятие казны?
– Полагаю, наместник Иудеи не так прост, чтобы сообщить об этом народу, даже если он возьмет деньги их храма второй раз? И Каиафа с Аннахом будут молчать, ведь это серьезный удар по их авторитету.