Сегодня Скиния казалась необыкновенно легкой, воздушной, в то же время величественной, грозной. Юноша замер в восхищении. Даже храмовые торговцы сегодня кричали не так громко, как обычно, словно утомились или разомлели на жаре.
Но стоило ему войти во Двор Язычников, впечатление рассеялось. В ноздри ударил запах грязи, крови и горящей плоти многочисленных жертв, уши оглушили предсмертные вопли и хрипы забиваемых животных, зазывно, неистово кричали менялы и торговцы.
Иуда остановился, оглядываясь: вот Двор Женщин, отделенный от него четырнадцатью ступенями, где безмолвные и недвижные несколько женских фигурок томились в ожидании, вот покои назореев[24] и притвор прокаженных, а там, выше, через пятнадцать полукруглых ступеней, Двор Израильтян, где мужчины с обреченными животными и птицами стоят и ждут своей очереди.
Осмотревшись, юноша решительно повернул назад. Не миновать запретного Двора Священников, не добраться до Святая Святых – комнаты, полной пустоты, недоступной дневному свету, где, по утверждениям левитов обитает сам Яхве. А здесь… Разве возможен в этом приюте смерти разговор с Богом?
Иуда вышел обратно на площадь, вздохнул и направился к Яффским воротам.
В таверне Симона была обычная суета. Человек пять-шесть посетителей, жаркое пламя очага, звяканье посуды. Трактирщик расплылся в довольной улыбке, увидев его, но, внимательно взглянув в лицо, понимающе кивнул и молча проводил во внутреннюю комнату.
Иуда сидел за столом, обхватив голову руками. Перед ним томилась нетронутая чаша вина, рядом стыло, наполняя каморку ароматом приправ, блюдо с мясом. Ему было плохо, почти физически. Хотелось с кем-то поговорить, излить душу. Но что он мог сказать? Любой священник сочтет его исповедь греховным вольнодумством, человек вроде Симона – блажью богатого избалованного мальчишки, а всякий из его круга просто решит, что он сошел с ума.
Иуда схватил чашу и залпом осушил ее, налил еще, но пить не стал, отстранил от себя кувшин и блюдо, уронил голову на ладони и глубоко задумался.
К действительности он вернулся только тогда, когда его осторожно тронули за плечо. Он резко обернулся и увидел Киренеянина.
– Прости, что помешал, но на улице какой-то человек спрашивает о тебе.
– Какой человек?
– Не знаю. Я его никогда раньше не видел. Но он назвал твое полное имя.
– Мое имя! Как он выглядит?
– Молодой, года на три-четыре старше тебя. Худощавый, маленький. Одет бедно, по выговору галилеянин.
– О! Веди его сюда и не задавай вопросов. Еще одну чашу и хлеба.
– Хорошо, все будет исполнено.
Хозяин исчез и скоро вернулся в сопровождении Товии.