– Проклятье! Далеко! Не разобрать, – юноша напряженно вглядывался во мрак.
Рувим шумно вздохнул. «И из-за чего сыр-бор!» – пробормотал он.
Миновав очередное облако, луна засеребрилась в небесах, скудно освещая долину. Иуда отпрянул и сильнее вжался в землю.
– Что там?
– Я готов поклясться, это отблески на доспехах легионеров. Посмотри сам.
Не переставая ворчать, Рувим снова взглянул вниз.
– Как ты что-то видишь в такой темноте?
– Вижу. Я уверен, это римляне развели костер – какой иудей по своей воле впустит их в дом, а ночь холодная.
– Это точно, – согласился старший, зябко съежившись. – Я бы тоже не прочь согреться.
– Судя по игре света, их там человек десять. Это только те, которых мы видим, – продолжал юноша, не обратив внимания на его слова. – Что будем делать?
Рувим задумался.
– Во всяком случае, здесь торчать смысла нет, – ответил он после паузы. – Надо спуститься и затаиться до рассвета где-нибудь с другой стороны холма. А на заре осмотримся еще раз и тогда разберемся.
– Ладно. Только надо перехватить Товию и Симона, чтобы они не сунулись в деревню.
– Давай спустимся, и я пойду встречу их.
– Почему ты?
– Я лучше знаю эти места.
Иуда только усмехнулся и начал спускаться с холма.
* * *
Луна неторопливо ушла с небосклона. Иуда и трое его товарищей сидели в маленькой расселине, образованной двумя выступами породы, кое-как заслонявшими от пронзительного ветра. Мужчины спали. Расслабленно откинувшись на большой валун, юноша отрешенно разглядывал восточный край неба, где едва разгоралась заря. Восход занимался трудно, но его краски были яркими и грозными, как обычно в месяце шват[26].
С первыми лучами солнца пришел рассветный холод. Но Иуда улыбнулся новому дню, не обращая внимания на то, как стынет тело под легкой одеждой. За девять месяцев он успел привыкнуть к такой жизни: опасностям, каждодневным тренировкам, единственному, уже порядком обветшавшему хитону, ночному холоду, долгим переходам. Прежние привычки к дорогим вещам, хорошему вину, длительным неспешным беседам почти забылись. Он был доволен, ощущал свою ценность, его хвалили старейшины и старшие товарищи, доверяли серьезные дела. Новая жизнь была наполнена смыслом и делом.
С такими мыслями Иуда задремал. Краешек солнца показался из-за горизонта, озаряя его спокойное лицо. Торопливые лучи добрались до ножа, висевшего на груди, ухоженная сталь нестерпимо заиграла ало-оранжевыми бликами. Иуда спал, не обращая внимания на буйство света.
Вдруг он вздрогнул, открыл глаза. Вокруг по-прежнему было тихо. Но Иуда резко поднялся. «Господи! Сколько же можно? Полгода прошло!» – тихо посетовал он в небеса. Снова снилось лицо человека, которого он убил при испытании кровью. Это был зажиточный землевладелец из Лода