– А-а-а! – страшно взвыл он, оседая на землю.
Когда он смог подняться, луна уже приближалась к краю неба. Пошатываясь, он снова вошел в дом, поднялся в ее комнату. Под ногами перекатывался кувшинчик из-под благовоний, валялось покореженное медное зеркальце, были разбросаны разные мелочи, которых всегда в избытке у девушки – заколки, гребень, браслет из слоновой кости… Иуда упал на колени, поднял браслет, повертел в руках и с яростью швырнул в стену. Изящная вещица разлетелась на куски. Он скорчился, уронил голову на руки, его плечи затряслись. Но это было не рыдание, а судорожный вой раненного зверя. Сам не замечая того, он до крови разодрал лицо ногтями. Глаза оставались сухими, только стоны рвались из груди, да сердце колотилось так, словно хотело вырваться наружу.
Очнулся он только тогда, когда последние лучи луны коснулись его лица. Тяжело поднявшись, он еще раз огляделся, медленно спустился, вышел из дома и побрел, не разбирая дороги, по мирно спящим улицам.
Киренеянин проснулся от стука в дверь, крадучись подобрался к входу.
– Кого принесло в такую рань?
– Открой, Симон.
Трактирщик изумленно отпрянул.
– Мерещится мне что ли? – пробормотал он.
– Симон, это я…
Киренеянин распахнул дверь.
– Боже правый! – отшатнулся он.
На пороге стоял Иуда, мертвенно бледный, с разодранным в кровь лицом, в его глазах застыл ужас.
– Махайра! Боже Правый! Что с тобой? Что случилось? Мы же распрощались вечером!
Иуда вошел и обессилено прислонился к стене.
– Спаси нас, Господи! Да что с тобой?
– Со мной? – едва слышно переспросил Иуда. – Я убит, Симон. Меня убили нынче ночью… – он медленно осел на пол.
* * *
Трактирщик осторожно приподнял занавеску. Светильник едва чадил, его густой дым делал тяжелый воздух каморки совершенно невыносимым. Киренеянин подошел к столу.
– Иуда!
Он не шевельнулся.
– Мальчик мой! – трактирщик тронул Иуду за плечо.
Он вздрогнул, медленно обернулся.
– Симон… Ты… Вот и хорошо. – Он огляделся. – Стемнело… И пусть… Неси еще!..
Иуда вяло махнул рукой на пустой кувшин с египетским напитком.
– Послушай, может, хватит?
– Еще!.. А лучше сразу бочку, чтобы утопиться в ней!
Киренеянин со вздохом подхватил кувшин, вышел. Остановившись у порога, он рванулся, было, обратно, но махнул рукой и пошел во двор к бочкам.
Когда он вернулся, светильник совсем догорел, комната погрузилась во мрак. Симон споткнулся обо что-то, уронил блюдо с лепешками, но успел удержать кувшин. Иуда сидел, уронив голову на руки, и даже не пошевелился. Киренеянин долил масла в лампу, зажег ее, поставил на стол лепешки.